Однажды на рассвете дозорные донесли, что со стороны песков приближается большой конный отряд. Джигиты схватились за оружие, бросились к коням.
Неизвестная кавалерийская часть приближалась густой, тяжелой волной. Земля гудела от топота сотен копыт. В серое предутреннее небо поднимались клубы пыли. Впереди на горячем ахал-текинце гарцевал всадник в белой туркменской папахе. Рядом с ним на рослом коне гнедой масти ехал русский в армейской шинели и фуражке защитного цвета.
Кизылхан издали узнал Мелекуша и крикнул: — Джигиты! Это Артык... Встретим его в строю! Полк Артыка и присоединившийся к нему марыйский конный отряд, не нарушая строя, поднялся на возвышенность, где выстроились полукругом джигиты Кизылхана.
Обнажив саблю, Кизылхан протянул ее рукояткой вперед Артыку и опустил голову. Поднявшееся в этот момент солнце ослепило глаза джигитам Кизылхана. Все затаили дыхание: «Хватит ли у Кизылхана мужества перенести унижение? Не снесет ли Артык ему голову?..» Кизылхан продолжал стоять в том же положении. И только по тому, как он тяжело дышал, видно было, что ему сейчас нелегко.
Артык был взволнован не меньше Кизылхана. Он не терялся перед сотней врагов, слезы были чужды ему, но здесь глаза его увлажнились. С трудом овладев собой, он принял саблю и тотчас же вернул ее Кизылхану. Кизылхан поцеловал холодную блестящую сталь и выпрямился.
Они положили руки на плечи друг другу. За их спинами прокатился вздох облегчения.
Седьмого июня части Красной Армии согласно приказу командующего должны были выбить белых из Теджена. Артыку предписывалось обойти город и ворваться в него с юга. Кизылхан получил приказание пройти со своими джигитами дальше на запад, чтобы ударить по тылам противника.
В этот день конники Артыка могли сами отдохнуть после перехода и дать отдых коням. Под вечер джигиты и командиры собрались вокруг бахши. Он затянул песню о красавице и влюбленном бедняке. Звуки песни и музыка разнеслись далеко по окрестности.
Я влюблен, сдержать не могу
Этой песни моей в тоске.
Я заснуть опять не могу.
Роза! Твой соловей в тоске...
Страстный призыв отвергнутого бедняка нашел отзвук в сердцах загрубевших воинов. To один, то другой из них выражал бахши одобрение.
— Джа-ан! Джа-ан! — раздавались восторженные крики слушателей.
Бахши запел вторую песню — «Акменгли», сложенную тем же любимым народным поэтом Кемине почти сто лет назад:
Ты, руки опустив, идешь дорогой длинной.
Ты знаешь — ждет тебя ночлег в степи пустыной.
Ты отдохнуть легла, но талией осиной
И не касаешься земли ты, Акменгли!
Весною ранней ты заснула в колыбели, —
Два комара на грудь младенческую сели.
Ты выросла — и два бутона заалели
На персях, для меня раскрытых, Акменгли!..
Артык сидел, сдвинув брови, и, не мигая, смотрел куда-то вдаль. Перед его глазами была Айна. Живые Картины прошлого вставали одна за другой: первые встречи, нетерпеливое ожидание в старом арыке, горячие объятия и поцелуи в тростниках. Тогда запретна была для них любовь, и дорогой ценой заплатила Айна за свою беззаветную преданность сердечному другу. Казалось, звуки дутара и пение бахши не доходят до слуха Артыка, но когда музыка оборвалась, он тяжело вздохнул и пришел в себя.
Вскоре после полуночи Артык сел на коня и повел полк в обход, чтобы выйти на рассвете к южной окраине Теджена. Дозоры белых приняли их за ахальцев. Перед восходом солнца загрохотали пушки: Красная Армия открыла огонь по позициям белых со стороны Геок-сюри. Белые, приняв это за направление главного удара, перебросили под Геок-сюри почти все свои части. Но полки Красной Армии, обойдя город, обрушили главный удар с юго-востока, со стороны песков. С юга на город развернутым строем ринулся полк Артыка. В то же время отряд Кизылхана, перерезав железную дорогу между Душаком и Тедженом, поднял переполох у белых в тылу. Ахальский полк белых, как и обещал его командир, при первых же залпах красной артиллерии ушел в сторону Ашхабада. А туркменская пулеметная команда в самый разгар боя повернула пулеметы и открыла огонь по белым. И не успело солнце подняться к зениту, как пехотные части Красной Армии уже подходили к Теджену.
Летнее солнце, словно намереваясь спалить все живое, пылало прямо над головами людей. Точно искры пламени наполняли раскаленный воздух, сверкали на солончаковой почве. Пламенное дыхание лета высушило травы. Все кустарники пустыни: гандым, саксаул, черкез, гребенчук, верблюжья колючка — утратили яркую весеннюю зелень,. превратились в истомленные зноем, безжизненные, чахлые стебли.