— Вот и отец!.. — глухо вырвалось у нее.
Шекер выбежала из-под навеса. Едва успел Артык соскочить с коня, как его обняли с трех сторон. Нурд-жахан, не сдерживая радостных слез, произнесла только:
— Дитя мое!
А Шекер, чтобы скрыть слезы, прижалась головой к плечу брата.
Бабалы сначала отпрянул от отца и отвернулся. Айна стала уговаривать его:
— Ведь это отец, твой отец!
Ребенок внимательно посмотрел на Артыка и что-то залепетал на своем языке. Артык взял его на руки. Молочный запах Бабалы опьянил его, детский лепет звучал в его ушах музыкой. Не отрывая взгляда от заблестевших глазок ребенка, Артык прижал сына к груди. Бабалы гладил его лицо полными ручонками, перебирал пальцами усы и без конца что-то говорил. Артык подбросил его вверх:
— Ну, мой Бабалы! Пока не подрастешь, все заботы и борьба — мне. А подрастешь, борьба — тебе, а отдых — мне.
Айна, над головой которой за последние шесть месяцев пронеслось столько тревог, нарядилась в шелковое праздничное платье, на грудь повесила звенящие серебряные украшения. Артык, глядя на ее нежное лицо, спросил с удивлением:
— Айна моя, неужели ты действительно застрелила Пеленга?
— Артык, — в свою очередь спросила она, — если б я не убила негодяя, разве могла бы я быть твоим верным другом? И разве ты не сделал бы того же, что сделала я?
— Я — другое дело.
— Ты хочешь сказать, что ты — мужчина. Но я тоже человек. Твоя честь — моя честь. Хорошо, что в это время схватили Эзиза, не то и я села бы на коня.
— А Бабалы?
— Бабалы вырос бы на коне и стал бы помощником своему отцу!
— Айна моя, ты — не женщина!
— Я жена и твой самый близкий друг. Жена отважного должна быть отважной. Какими глазами я смотрела бы теперь на тебя, если б далась им в руки?!
Артык ничего не мог возразить и только крепко поцеловал Айну.
Лучи солнца через открытый дымоход падали на край ковра. Обернутый мокрым полотенцем кувшин, казалось, сидел, как только что привезенная невеста. Айна налила из него в пиалу пенистого чала и протянула Артыку. От крепкого, перебродившего верблюжьего молока у Артыка захватило дух.
Скоро кибитка Артыка стала наполняться аульными жителями. Мужчины в грубых домотканых рубахах, в широких штанах и чекменях из верблюжьей кожи расселись на коврах, скрестив под себя ноги. За чаем разгорелась беседа. Пожилой человек с козлиной бородкой спросил Артыка:
— Говорят, большевики весь скот хотят общим сделать. Правда ли это?
— Послушаешь болтовню — погибнешь! Вот из-за такого вранья и пролито уже столько крови.
Артык как мог разъяснил политику и задачи советской власти. Скотоводы слушали каждое слово, как долгожданную добрую весть. Потом оживленно заговорили:
— Да, верно говорят, путь советской власти — наш путь!
— Советская власть была здесь год тому назад.
— А разве нас обижали?
— А что натворил Эзиз-хан за шесть месяцев!
— Лучших коней забирал, точно отцовское наследство!
— Да налоги тянул, как дым кальяна!
— А еще надо было угодить и советникам и толмачам!
После беседы за чаем скотовод с козлиной бородкой признался Артыку:
— Мы тебя, сынок, сперва порочили, твою тень забрасывали камнями. Думали, что ты отвернулся от веры отцов, отказался от мусульманского народа. Выходит, все это напрасно, ты оказался дальновиднее нас, неразумных.
Вкрадчивые слова напоминали речь Халназара. Артык нахмурился, но сдержал себя.
— Не дело говоришь, отец, — спокойно возразил он. — Если б все так думали, разве моя семья осталась бы жива в эти опасные дни! Здесь люди заботились о ней, как о своей родне. Я от души благодарю их за это.
Распрощавшись с гостями, Артык попросил соседа, который спасал его близких от эзизовцев, помочь Айне перебраться в аул Гоша, а сам стал собираться в обратный путь.
В свой полк Артык вернулся как раз накануне Душакского боя.
План овладения Каахкой был разработан штабом Красной Армии с учетом прошлогодних боев. Основные силы были брошены в обход Хивабада и обрушились на Каахку с юга и с запада. Белые, бросив бронепоезд, десятки эшелонов, дальнобойные орудия и оставив больше тысячи пленных, бежали без оглядки. «Комитет общественного спасения» в Ашхабаде распался сам по себе. Ораз-Сердар сдал командование фронтом деникин-скому генералу Лазареву, а сам, прихватив с собой Ташлы-толмача, бежал в Иран.