Девятого июля Туркменский конный полк вошел в Ашхабад без боя. На Куропаткинской улице жители -города встретили джигитов цветами. На потных коней, на крепко сидящих в седлах всадников посыпались розы. Артык ехал впереди вместе с Алешей Тыжденко. Мелекушу была тесна Широкая улица. Натягивая поводья, он круто изгибал свою золотистую шею, подобную радуге. Один букет попал в грудь Аширу. Он поймал его и взглянул в сторону, откуда букет был брошен: светловолосая девушка в тонком шелковом платье усиленно махала ему рукой.
Ашир тоже помахал рукой девушке — она чем-то напоминала ему Шекер.
Глава двадцать шестая
Белые, разбитые на Закаспийском фронте, боясь, что астраханская флотилия ударит с моря, объявили Красноводск на осадном положении. Деникин, придавая особое значение Красноводску, гнал на Закаспий отряд за отрядом. Отступающие белые части взрывали за собой железную дорогу.
Но красное знамя Советов, рея в Ашхабаде — столице Закаспия, уже бросало свои алые отблески встепи, тянувшиеся вплоть до Красноводска.
Первого октября части Красной Армии овладели станцией Бами, в ста шестидесяти километрах к северо-западу от Ашхабада. Начались приготовления к наступлению на станцию Коч, которая была воротами Кизыл-Арвата, большого рабочего центра. Там были ремонтные мастерские Среднеазиатской железной дороги, в городе насчитывалось несколько тысяч рабочих.
Задача дальнейшего наступления усложнилась потому, что Чернышов для усиления Туркестанского северного фронта отправил Казанский полк и еще несколько отрядов в сторону Аральского моря. Эшелоны были посланы тайно. Кроме командира и комиссара полка, никто не знал, куда они направляются. В официальном приказе говорилось, что полк идет на отдых. Красноармейцам было запрещено выходить на станциях из вагонов. Составы с тщательно затянутыми брезентом платформами и наглухо закрытыми вагонами двигались только ночью.
К этому времени штаб Деникина успел подбросить на Закаспийский фронт пехотные подкрепления и дальнобойные орудия. В результате наступление красных на станцию Коч было отбито. Конный полк Артыка в боях был сильно потрепан и отступал через старинную крепость Карры-Кала, в семидесяти двух километрах к югу от железной дороги.
Вернувшись с полком в Бами, Артык получил из аула тревожные вести: в Теджене хозяйничал Ходжамурад. В крайнем раздражении Артык пошел к Чернышову.
— Товарищ командующий, ради чего мы проливаем кровь? — выпалил он сразу.
Чернышов удивился такому вопросу, но, думая, что Артык расстроен неудачей на фронте, спокойно ответил:
— Что поделаешь, товарищ командир, — война! Бывают и неудачи.
— Дело не в этом. Я спрашиваю: для чего мы кровь проливаем? — повторил Артык еще более резко.
Командующий внимательно посмотрел на него. Брови Артыка беспокойно дергались, ноздри раздувались.
— Артык, — мягко сказал Иван Тимофеевич, — садись выпей чаю, передохни.
— Если б мое сердце мог успокоить чай, я не пришел бы сюда!
— Артык, я не понимаю тебя.
— Товарищ командующий, и я не понимаю того, что происходит.
Чернышев уже давно отвык, чтобы с ним так разговаривали подчиненные. Его седоватые усы зашевелились.
— Товарищ командир полка! — строго сказал он. — Здесь не дом Ивана, а штаб командующего!
Артык сказал упавшим голосом:
— Да, забыл, товарищ командующий. Прошу простить! Я понимаю, — дисциплина... Но если и дальше так будет, я прошу отпустить меня из армии.
Иван Тимофеевич сразу смягчился и опять перешел на дружеский тон:
— Артык Бабалы, я вижу, у тебя нехорошие вести.
— Вот я и пришел сказать об этом, если вы не знаете.
— Говори.
Артык положил перед командующим письма, полученные из аула, и рассказал, что происходит в Теджене.
Ходжамурад, оставшись в Теджене, стал начальником уездной милиции. Собрав вокруг себя шайку подозрительных людей, он начал расправляться со всеми, кто когда-либо выступал против него. Ему достаточно было назвать их врагами советской власти. Среди арестованных оказался и больной Сары. Освободить того или иного арестованного можно было только за крупную взятку. Исчезнувший было волостной Хуммет тоже откуда-то снова появился. При выборах в аулсоветы проходит тот, у кого рука была широка на взятки и угощения. Под видом налога из аулов стадами гнали в город баранов, отбирали у дейхан последнее. Скотоводы стали угонять скот в пески, прятать или уничтожать его. Ходжамурад уже справил две свадьбы, где были и состязания и призы. Дейхане говорили: «Наши сыновья на фронте кровь проливают, а Ходжамурад гуляет за наш счет...»