— Это Артык Бабалы из аула Гоша, — сказал Иван Тимофеевич по-туркменски и продолжал по-русски: — Ты познакомься с ним поближе, Василий. Это интересный парень, ради дружбы и за правду, как он ее понимает, пойдет на все. Я знаю Артыка уже четыре года. Как-то, помню, вез он на своей кобыленке солому, а я купил ее для коровы. Вот тогда мы и познакомились. Теперь, когда он приезжает на базар, обязательно заходит. Он знает, что я обижусь, если не зайдет. Мы стали друзьями. Иногда я подолгу беседую с ним, рассказываю газетные новости...
— Сводки о положении на фронтах? — перебил Василий Дмитриевич — Стоит забивать голову парню этой чепухой. Врут ведь отчаянно. Ты бы лучше пояснил ему насчет собственного положения и отношения к войне.
— Говорим и об этом. Он уже начинает кое в чем разбираться. Скажи, Артык, — спросил Иван Тимофеевич по-туркменски, — Халназар-бай тоже отдал лучших своих коней на войну?
- Нет, — ответил Артык. — Мелекуш и рыжий иноходец благополучно стоят у его дома.
— Почему?
— Потому что он бай, — не задумываясь, ответил Артык и добавил: — Потому что такие негодяи, как наш арчин-хан и волостной-хан, едят его хлеб.
— Вот видишь! — воскликнул удовлетворенный ответом Иван Тимофеевич. — Значит, Артык, — опять заговорил он по-туркменски, — тебе еще придется повоевать.
— Иван, ты говорил, война скоро кончится, — не понял Артык.
— Я говорю о другом — о борьбе против царя и баев.
Артык опять не понял его и спросил:
— Как это — против белого царя?
— Да, — ответил Иван Тимофеевич. — Кто доволен царем? Ты? Я? Или вот мой друг Василий?
— Халназар-бай им доволен!
— Верно, Артык. Вот про это я и говорю. Один богатый, сто бедных. Один за царя, сто против него. За царя — баяры и баи, против него — весь народ. Конечно, баяры и баи не идут на войну. И воюет бедняк, и кровь проливает бедняк. А на что война бедняку?
Артык не нашелся, что ответить, ответил за него сам Иван Тимофеевич:
— Солдат теперь хорошо понимает, за что ему воевать. Настало время, когда он одной пулей должен сразить и внешнего врага и внутреннего.
— Тогда я сяду на коня, — сказал Артык и невольно вздохнул: — Жаль вот, коня нет...
С вокзала донеслись частые удары колокола, извещая о выходе с соседней станции поезда. Василий Дмитриевич вскочил на ноги и стал прощаться:
— Анна Петровна, спасибо за обед! Иван Тимофеич... — Карташов запнулся. Ему хотелось пригласить к себе, но он знал, что угостить друзей будет нечем.
Анне Петровне стало жалко его.
— Кнам заходите почаще, — сказала она. — Да посидели бы еще. Сейчас самовар будет готов.
— Куда торопиться, Василий? — стал уговаривать его и Чернышов. — Сиди, чайку попьем.
— Нет, не могу, — решительно отказался Василий Дмитриевич. — Мой сменщик работает только до восьми. Если опоздаю, плохо мне будет... Ладно, будьте здоровы! Артык, будешь в наших местах, заходи! — Нахлобучив на голову сплющенную, с широкими окантованными полями фуражку и торопливо распрощавшись, он мелкими шажками побежал к воротам.
Чернышов сел на свое место и о чем-то задумался. Артык молчал.
Анна Петровна поставила на стол желтый кипящий самовар. Он был сильно помят, стоял на трех своих ножках и одной деревяжке, но это не мешало ему петь и выбрасывать пар под самое небо.
— Да, война... — задумчиво продолжал Иван Тимофеевич прерванный разговор. — Сколько убитых и искалеченных, сколько вдов и сирот! А ради чего несет народ столько жертв? Я участвовал в русско-японской войне. Тогда мы не знали, за что воюем. Было одно — слушай офицерскую команду да повторяй, когда спросят: «За веру, царя и отечество». Не согласен — помалкивай. Конечно, для солдата приказ офицера — закон. Но часто приказы начальства казались нам глупыми. Гоняли нас без толку с места на место. Не столько дрались, сколько отступали. В одном бою близко от меня разорвалась японская шимоза. Одним осколком два пальца на руке оторвало, другим, как ножом, по животу полоснуло. Попал в лазарет. Отлежался немного, раны зажили — домой отпустили. До войны я работал кочегаром на паровозе. Вернулся работать на железную дорогу. Вот тут-то и началось! Народ поднялся и против войны и против царя. Нашлись умные люди, которые все объяснили. Узнал я тогда всю правду, словно прозрел, снова взял в руки оружие и пошел с рабочим народом воевать за лучшую долю.
— Против баяр и баев? — спросил Артык.
— Да, и против царя.
— И царь вас победил?
— В тот раз победил, — вздохнув, ответил Иван Тимофеевич. — Много еще было темных людей и в войсках и среди вашего брата — дейхан. Царские генералы пулей и нагайкой усмиряли народ. Много тогда погибло хороших людей, много гибнет и сейчас. Одних расстреляли, других бросили в тюрьмы, третьих послали умирать в снега Сибири или вот сюда, в пески Туркестана. Видал вон, что стало с Карташовым? У него слабая, больная грудь, а его послали дышать пылью пустыни. Сначала его поселили в песках Уч-Аджи, там он работал чабаном у ваших баев. Потом ему разрешили поселиться с Душаке, но тут для него немногим лучше. Тает человек на глазах.