Пять тысяч рублей показались Артыку несметным богатством. Он даже представить себе не мог такого количества денег. Когда же он, закрыв глаза, увидел необозримые поля пшеницы, выросшей на общинных землях, то не мог даже приблизительно прикинуть количества зерна, которое даст урожай с этих земель.
Для Халназара пять тысяч рублей были не такие уж большие деньги. Про себя он думал, что придется дать самое меньшее десять тысяч рублей. Он успел осмотреть арендные поля и все уже подсчитал: от продажи арендной доли зерна можно было выручить тысяч тридцать, а то и все пятьдесят. И все же он не мог устоять перед соблазном хапнуть побольше. После некоторого (??? так и отпечатано ???) рублей я принимаю...
— Мирабы! Легко сказать — пять тысяч... Но вы поручили назначить цену Покги-мирабу, и я тоже протянул ему руку доверия. Поэтому я не откажусь от своего слова. Пусть опечалится армянин: цену в пять тысяч рублей я принимаю...
Люди растерялись от неожиданности. Никому и в голову не приходило, что без споров, не торгуясь, Халназар примет назначенную цену. Правда, никто даже приблизительно не мог определить урожая с общинных земель и стоимости арендной доли. Но всем было достаточно хорошо известна скупость Халназара: даже когда он продавал одну овцу, торговался до упаду. Артык с недоумением думал: «Неужели жадный бай и вправду хочет сделать добро народу?».
— Но только у меня есть одно требование, — продолжал уныло Халназар, — в оплату аренды должна отойти треть урожая.
Это требование даже мирабам показалось странным, а дейхане заволновались. Кто-то пробормотал: «Гм... так!» По задним рядам пробежал ропот, Артык же не мог сдержаться и крикнул:
— Когда же это было, чтобы за аренду брали треть урожая?!
— А когда было, чтобы от нас требовали людей? — спокойно возразил Халназар.
Ашир, сидевший рядом с Артыком, воскликнул:
— Надо же быть таким бессовестным!
— Да разве бывала у нас когда-нибудь такая беда? — подал свой голос ходжа.
— Как же это так? — взволнованно заговорил Черкез. — В оплату аренды мы до сих пор отдавали одну четверть, одну пятую долю. Почему же теперь мы должны отдать одну треть урожая?
— Этому не бывать! — раздались возмущенные голоса. — Пусть попробует взять!
Покги Вала своим криком прервал поднявшийся шум:
— Дейхане! Здесь нет ничего удивительного. Разве до сего времени бывало, чтобы мы платили налог людьми? Нет, не бывало. Мы хотим избавиться от него? Если хотим, так надо согласиться не только на одну треть, а если придется, так и на половину!
— Это треть нашего труда! Так ли ты заговоришь, если у тебя отнять треть твоих доходов?
Покги Вала легко вывернулся:
— Это Халназар-бай просто так говорит об одной трети, чтобы обмануть армянина. А на деле он не возьмет с вас и четверти, он человек справедливый. Он обойдет ваши поля, назначит арендную долю и уйдет. И то, что он назовет одной третью, на деле окажется одной пятой.
Ашир, наоборот, был уверен, что Халназар на каждое поле поставит караульщика.
— Видали мы скупщиков аренды! — крикнул он. — Полагается им четверть — забирают треть, сговорятся о трети — доводят до половины!
— Нельзя же мерить всех на одну мерку!
Нобат-бай, начавший сомневаться, нерешительно подал совет:
— Халназар-бай, а что если, например, урезать арендную долю до одной четверти и сбавить цену?
Покги тотчас же возразил:
— Как же мы посмеем обратиться к Гюльджамал-хан, если у нас будет меньше пяти тысяч рублей?
Халназар отлично понимал, что сделка состоится, даже если он потребует половинную долю за свои пять тысяч рублей. Поэтому он спокойно выждал, пока улягутся страсти, и равнодушно заговорил, словно потерял всякий интерес к сделке:
— Я хотел немного помочь народу. Но если некоторые этого не понимают, так давайте лучше разойдемся. По теперешним временам ведь трудно сказать — где выгадаешь, где потеряешь.
Покги Вала заморгал своими маленькими глазами.
— Не умеющий говорить — только расстроит, — с упреком бросил он, озираясь вокруг.
После этого многие стали укорять спорщиков. Мирабы решительно взяли сторону Халназара, и торг в конце концов закончился в его пользу.
Голосом, полным достоинства, Халназар позвал слугу:
— Мавы, эй! Мавы!
Мавы все время разжигал за дверью чилимы и подавал в кибитку. Но тут как раз подошла Мехинли и заговорила с ним. Он не сразу услышал голос хозяина, а услышав, мигом вскочил в кибитку:
— Перед тобою, ага! Что прикажешь?
— Ну, куда ты запропастился, поганец? — довольно мягко обратился к нему Халназар-бай. — Заставляешь кричать... Иди скажи, пусть несут обед!