Так и шла работа к взаимному удовольствию полицейского и агента. До этого дня. В этот же раз Ажан спросил о собраниях посетителей тихих, небедных и респектабельных. И впервые «Фальстаф» попытался уйти от ответа.
— Ой, ну что Вы, господин сержант, какие такие господа? Вы же нашу публику знаете — их только в Зеленом квартале и уважают. А уж чтобы ко мне действительно солидные люди зашли, да еще чтобы дворяне… Нет, иногда молодежь заходит. Для куражу, мол, какие мы храбрые — готовы и на дно заглянуть — никого не боимся. Но такие компании сразу видны, постоянные посетители лишь посмеиваются — красть у них нечего, а связываться с такими, точнее — их родителями, себе дороже. Будет действительно интересно — обчистят за милую душу, а так… Но чтобы, как Вы говорите, собрания — нет у меня такого, Всевышним клянусь!
Честное лицо, прямой взгляд, уверенный тон. Ему бы в актеры. Хотя нет, тем платят мало, куда меньше, чем приносят посетители таверны «Перед плахой».
Можно, конечно, кулаком по столу грохнуть, можно и в глаз, но неправильно это. Тоньше надо, деликатнее, что ли… Хотя…
Жан вскочил, схватил «Фальстафа» за волосы, поднял его голову, заставив смотреть себе в глаза.
— Слушай внимательно, дорогой, — голосом тихим, почти ласковым, — говорю один раз. Как считаешь, я просто так вопрос задал? Нет? Правильно. Я вообще хоть раз тебя просто так спрашивал? Опять нет? Умница! А теперь подумай, что ту компанию ждет? С тобой или без тебя, но попадут они в наши мрачные казематы. И начнут говорить. И тебя, дружище, не забудут. И кем ты тогда станешь? Не знаешь? Соседом ты их станешь, по камере. Они люди не простые, могут и выкрутиться, но за тебя кто вступится? Я? С чего это? Это своих друзей я буду защищать, а раз ты мне врешь — какой ты мне друг? Я, как обещал, о наших делах никому и никогда, но чтобы помогать?! Когда ты мне в глаза лжешь?
Во время этого монолога лицо уважаемого трактирщика уверенно белело.
— Да, кстати, ты же их предупредить можешь! Как, предупредишь?
— Что Вы, господин сержант, меня же сразу спросят — откуда я узнал! Я же не самоубийца! — почти прокричал агент.
— Это хорошо, что не самоубийца, — успокаиваясь сказал Ажан, с видом довольным и уже миролюбивым. — Только спросит-то кто? Кому рассказывать нельзя, осторожный ты мой?
Поняв, что проговорился, «Фальстаф» еще покочевряжился для порядка, а потом рассказал все очень подробно. К сожалению, информации набралось немного.
Это началось примерно год назад. К трактирщику подошел невзрачный человек среднего роста, обычного сложения, в обычной дорожной одежде. Подошел поздним вечером. В неярком свете свечей определить не то что цвет глаз — цвет волос было нереально. И сказал, что таверна ему нравится, он будет здесь встречаться с друзьями. В отдельном зале, о существовании которого знали лишь несколько человек в городе. Авторитетных. Опасных.
И этот господин был опасен. Трактирщик не трус, но господина испугался до дрожи в коленках. Хотя тот и не угрожал даже — просто сказал, что иногда будет приходить с друзьями. О посещении предупреждал заранее. Как? По-всякому. Иногда мальчишка сообщит, иногда нищий. Подойдут и скажут, что тогда-то будет нужен зал. И все. Кому? А он не назывался, итак ясно было.
Кто обслуживал? Да никто — люди приходили, разговаривали, уходили, оставляя после себя весьма достойную оплату, но ничего не заказывали. Ни еды, ни питья.
Как выглядели? Да в сумраке разве разглядишь? Мужчины, женщины, обычно человек по десять. Иногда меньше, иногда больше. Все. Что теперь? Всего лишь? Сделаю, господин сержант! Это мне по силам, не подведу.
Глава III
Капральство спит в низинке за грядой. Импровизированный шалаш из нескольких шестов, поверх которых натянута плотная ткань, под телами лапник. Все. Больше никакой защиты от непогоды. Никакого костра, лишь тепло собственных тел — знатный отдых на природе, как шутит сержант Тома. Как же эта жизнь отличалась от нормальной жизни разведки. Их учили, что, уходя в дальний поиск, надо найти глухое, но сухое удобное для стоянки место, оборудовать землянку, обустроить ее, заготовить сухие дрова, чтобы не обозначать себя дымом и лишь от этой базы начинать работать. Вышел на точку, выбрал момент, сделал свое дело и опять в тепло, к разогретой на костре пище.