— Ну, что же, — как-то неопределенно отозвался незнакомец, видимо, все еще не решив окончательно, стоит ли начинать разговор.
Я терпеливо ждал, не желая быть назойливым… Должно быть, прошло не меньше четверти часа. Наконец незнакомец выпрямился и придвинулся ко мне.
— Извините, кто вы по профессии? — спросил он.
— По профессии я журналист, а по специальности…
— Впрочем, это не имеет значения. Просто я хочу рассказать эту необычную историю человеку, который мог бы отнестись к ней критически и без предвзятости.
— Постараюсь…
Незнакомец с силой потер рукой лоб, словно желая сосредоточиться, и медленно произнес:
— Конечно, все это вам должно показаться, по меньшей мере, странным… Меня зовут Липатов, Сергей Липатов… Я кибернетик. Не стану утомлять вас подробностями своей биографии, а перейду сразу к сути. Несколько лет назад я вместе со своим постоянным сотрудником Юрием Кузнецовым занялся одной интересной проблемой, связанной с саморегулирующимися машинами. Не буду объяснять, что это за проблема, для моего рассказа это не имеет значения. Скажу только, что успешное решение задачи, которую мы перед собой поставили, открыло бы принципиально новые возможности в кибернетической технике. Сперва работа шла быстро. Если вы знакомы с наукой, с учеными, то, вероятно, знаете, что иногда одна только удачная постановка вопроса открывает прямую дорогу, по которой мчишься, словно на скоростной автомашине. Но только до определенного момента. Рано или поздно наталкиваешься на какое-нибудь препятствие. Иногда непреодолимое. Мы также не избежали подобной участи. И заминка произошла тогда, когда мы думали, что находимся уже в самом конца пути. Очень скоро мы поняли, что «орешек» просто не раскусить. Знаете, часто бывает так занимаешься какой-нибудь задачей и кажется, что нужно ответить всего на один единственный вопрос. А чуть копнешь глубже — возникают десятки, сотни новых вопросов, всевозможные ответвления, побочные проблемы.
Сперва Липатов говорил как-то напряженно. То и дело он останавливался, к чему-то прислушивался, казалось, уходил в себя, а потом с трудом подбирал выражения, словно заставляя себя произносить каждое слово. Но постепенно речь его сделалась более непринужденной.
— В общем, потребовался целый год, чтобы мы расчистили весь этот лес. Теперь проблема возвышалась перед нами освобожденная от всяких наслоений. И оставалось. Ответить действительно на один только вопрос. Но что это был за вопрос! Даже подходов не было видно. Сколько дней и ночей нам это стоило — сейчас трудно сказать. Гипотезы, предположения, варианты — их были тысячи, не меньше. Но ни с места. Ни одного хотя бы маленького просвета…
Он на минуту смолк, словно заново переживая прошлые волнения, а затем продолжал:
— Теперь я должен познакомить вас с Кузнецовым. Это был необыкновенно талантливый человек. Обладал удивительной способностью схватывать общее в явлениях, казалось бы, совершенно разнородных. К сожалению, он чересчур разбрасывался. У него было слишком много увлечений. Фотография, футбол, подводная охота, альпинизм — да всего не перечесть. И каждому из этих занятий он отдавал всю душу. Впрочем, и работать он умел, умея сосредоточивать силы на решении конкретной задачи. В такие минуты он целиком погружался в размышления — ничто не могло его отвлечь, все окружающее переставало для него существовать. И все же, на мой взгляд, круг его интересов был слишком широк. Слишком… Правда, на этот счет у него была даже особая теория — он, знаете ли, любил подо все подводить теоретическую базу. А когда я пытался ему что-то доказывать, он только улыбался. В общем, Юра придумал целую теорию. Утверждал, что сложную проблему надо «заложить» в подсознание, словно задание в электронную машину. И рано или поздно оно сработает, выдаст результат. Разумеется, если человек обладает соответствующими знаниями и способностями и если он предварительно достаточно долго работал и думал над этим вопросом. Вот с той-то поры и начались Юрины увлечения. Чуть только не вытанцовывается у нас какая-нибудь задача — Юра появляется в лаборатории с рюкзаком, через плечо кинокамера, на ногах лыжные ботинки и заявляет: «Ну, вот что, старик, надо мне проветриться. Ну, ну, не дуйся, — видит, что я недоволен, — скажи, что я взял отпуск за свой счет…» Вам, вероятно, все это неинтересно? — неожиданно прервал рассказ Липатов.
— Очень интересно, — поспешил сказать я. Мне и в самом деле было интересно.
— Впрочем, если и неинтересно, — ворчливо произнес Липатов, — все равно придется выслушать до конца, раз уж вы вообще согласились меня слушать. А это имеет прямое отношение к делу. Так вот через несколько дней Юрка возвращается осунувшийся, похудевший, но с бодрой улыбкой и, представьте себе, с решением задачи. Скажу вам откровенно, я не одобрял этих его экспедиций за «счастливой случайностью». У меня на этот счет тоже есть своя теория. Возьмите, к примеру, музыканта пианиста или скрипача. Каждый день он берет свою скрипку или садится за рояль и играет положенные пять–шесть часов. Изо дня в день! Без пропуска! А если отвлечется, оставит на время свои упражнения — прощай мастерство! Я читал, один знаменитый пианист говорил: «Если я всего лишь день не играю — последствия чувствую только я, если я не упражняюсь два дня — это замечают мои коллеги, три дня — зрители». То же самое в науке. Если ты занят какой-то проблемой — должен работать над ней неотрывно, ни на что не отвлекаясь. Нельзя рассчитывать на случайные озарения. Надо двигаться последовательно, шаг за шагом, и успех придет. Даже капля долбит камень…