В полной темноте, группа из семерых мужчин погрузилась в машины. Сухраб взял на операцию самых надежных своих подчиненных, а так же привлек к работе людей из спецназа, которых знал еще со времен Академии и которым мог доверять. Каждому, вне зависимости от роли, досталось по паре миллионов тенге, это почти пятнадцать тысяч евро наличкой. Он спешно, буквально на коленках, разработал план и выехал на место. Задача была относительно простой: в институте вирусологии и микробиологии, в полуподвальном помещении хранились два тяжелых контейнера с биологическими препаратами. Нужно было вынести контейнеры, а так же попутно устроить имитацию ограбления, взломав кабинет директора и кассу. Никто, конечно, не знал истинной сути операции, да это было и не нужно. Заказчик платил хорошие деньги, а риск был минимальным.
Судя по вводным данным, в которых было дано описание внешнего вида контейнеров, Сухраб мог лишь отдаленно предположить, что препараты хранились в институте еще со времен Советского Союза. Долго не думая, Сухраб решил перестраховаться и взял на складе несколько комплектов костюмов биохимической защиты, краешком сознания подумав, что вполне может иметь дело с биологическим оружием времен холодной войны.
Он назначил общий сбор группы в одном из частных домов, который специально держал для такого рода случаев. Проверив оснащение и проинструктировав команду, он дождался ночи и направился к месту операции на двух джипах и фургоне.
По пути, Сухраб еще раз внимательно изучил план помещения. Не смотря на то, что бумага являлась лишь ксерокопией с оригинала, майор заметил про себя, что человек, рисовавший схему, находился в состоянии сильного волнения или действовал против своей воли. Кривые карандашные линии означали границы коридоров и комнат, а неуверенные стрелки показывали путь движения. План изобиловал помарками и пятнами от ластика. Сбоку, резким убористым почерком были сделаны пояснения к схеме. Майор насмотрелся в свое время таких бумажек, нацарапанных под «прессом». Почерк у человека, психологически раздавленного, разительно отличается от того, который ему присущ в нормальном состоянии. Там, где изгиб линии проходит под углом в двадцать градусов, в состоянии волнения он сужается до пяти, превращая ровную спокойную рябь письма в резкие штормовые волны.
Сухраб разделил отряд на две группы. Каждая группа имела своего наблюдателя из числа водителей. Одетые в полицейскую форму, с фальшивыми документами на сотрудников РОВД Бостандыкского района, обе группы были готовы к выдвижению. Спецназовец по имени Алмаз, сокурсник и старый товарищ Сухраба, который входил в группу «Левая», должен был постучать в дверь и попросить сторожа впустить его. Дальше, они связывали старика и продвигались в цокольный этаж, где в складском помещении, среди старых брошенных архивов, лежали объекты захвата. Снаружи их прикрывала группа «Правая». В качестве резервного варианта были припасены инструменты для взлома.
Появление двух неопознанных личностей перечеркнуло все варианты и повергло Сухраба в ступор. Нарушая все принципы маскировки, майор вывел джип на открытое пространство, взял инфракрасный бинокль и осмотрел пустынную ночную улицу. Тут еще куратор позвонил и добавил перца в общий котел, потребовав нейтрализовать непрошенных гостей, вне зависимости от того, с какой целью они пришли. В качестве поддержки, он дал сотовый телефон какого-то своего человека из патрульной полицейской машины «Буран» с бортовым номером 16. Полицейский должен был хотя бы на некоторое время прикрыть их задницу, если станет слишком шумно.
«Он идиот или только притворяется?! — думал Сухраб о своем кураторе, вглядываясь в яркую картинку в окуляре. — Как можно нейтрализовать их, если моя группа не готовилась к столкновению?!» У него в распоряжении было всего четыре человека, не считая двух водителей. Для уверенного контакта с гостями этого было мало. Тем более — без бронежилетов, без касок, без щитов, без шашек и автоматического оружия.
Он искал глазами чужого наблюдателя, человека, который должен был оставаться снаружи и охранять гостей. Если эти люди пришли сюда за тем же, что и он, то они знают что делают, а, следовательно, действуют по всем правилам. Наблюдатель обязательно должен был быть. Он мог походить на самого банального ночного прохожего, стоящего вдали от света фонарей. В другом случае, он мог сидеть в машине, припаркованной где-то неподалеку. Если Сухрабу удалось бы снять наблюдателя по-тихому, то он вполне мог пойти на перехват чужаков.
Сухраб вернулся в джип. Торопливо, даже судорожно, вынул из верхнего кармана пиджака пластиковый цилиндрик с таблетками, и забросил одну под язык.
Майор принял сладкую крупинку нитроглицерина, потому что боялся сердечного кризиса. В последнее время он чувствовал себя неважно. Пару месяцев назад, на медкомиссии, молодая врач вытащила из маленького портативного кардиографа листок бумаги и нахмурила свой лобик. Она взяла карандаш, чиркнула что-то на кардиограмме и показала ее майору.
— Вот эти «эстэшки» мне совсем не нравятся, — сказала она в ответ на его недоуменный взгляд.
— Я не разбираюсь в ваших терминах, что означают эти самые «эстешки»? — спросил он.
— Это означает, господин майор, что надо бы вам педальки понажимать...
— Какие еще педальки? — совсем растерялся Сухраб.
Что это еще за педальки, он узнал уже в алматинском кардиоцентре, где его без очереди приняла Зоя Владимировна Самойлова, врач высшей категории. Медсестра проводила его в комнатку с велоэргометром, закрепила на его теле датчики и попросила крутить педали с постоянной скоростью один оборот в секунду. Сначала ему это показалось даже забавным, но с каждым разом медсестра увеличивала нагрузку, и сохранять прежнюю скорость стало очень трудно. В загородном тренировочном зале, принадлежавшем спецназу «Арыстан», куда ездили офицеры не только из КНБ, но и из других ведомств, включая внутренние войска, он предпочитал работать со штангой и другими тяжестями. Всякие там беговые дорожки и велосипеды не любил и не понимал, какой может быть от них кайф. Да и бегал он хорошо, возрастные свои нормативы перекрывал шутя.
Долго в тот день майор просидел в кабинете врача. Маленькая черная мушка, едва проснувшаяся от зимней спячки, апатично летала по кабинету. На экране компьютера мельтешила заставка в виде четырехцветного флага «Windows». Врач изучала его кардиограмму с карандашиком, надев очки. Время от времени она поднимала голову и беседовала с ним тихим монотонным голосом. Под стать ей самой и всему интерьеру, были и мерно тикающие настенные часы, такие же механические и беспристрастные.
Сухраб слушал этот бесконечный «тип-тип-тип...» и в душе у него постепенно становилось так кисло и сумрачно, словно он потерял кошелек или получил известие о смерти родственника. Исподволь, минута за минутой, к нему приходило понимание того, что спокойная жизнь, полная надежд и уверенности, прошла и больше уже не повторится.
— У вас положительная проба, — сказала, наконец, Зоя Владимировна, продолжая заполнять бумаги. — Вам надо пройти эхокардиографию, и, пожалуй, надо еще сделать развернутый анализ крови.
— Зоя Владимировна, я не чувствую никаких проблем с сердцем, — сказал он, пытаясь отстоять этот прежний мир, ускользавший куда-то далеко за горизонт.
— Да? — посмотрела она на него из-за очков.
— Да, никаких ощущений.
— Вот они, ваши ощущения, — потрясла она розовым листочком кардиограммы. — Бессимптомная коронарная болезнь сердца.