– И что с того? – недоумевает Смольников.
– Знаете... – старик опускает руку с пиалой и тщательно вытирает рот салфеткой. – Мы ведь все жили не для того, чтобы собраться в этой комнате! И вы, и я.
– А кто вы, собственно, такой? – теряет терпение Саша.
– А зачем вам знать мое имя?
Смольников вздыхает, чувствуя, что со стариком разговор не получится. Темнит он что-то, или просто не в себе. Взгляд случайно падает на рубашку старика. Под воротником Смольников видит черные засохшие пятна крови. Такие же пятна чернеют на ширинке его светлых летних брюк. Но не это привлекает его внимание, нет! Белый листок бумаги, в синюю клеточку лежит на столике! Смольников, увидев этот листок, чуть не подпрыгивает от внезапно нахлынувшего озарения. Это тот самый план здания института, который показывал ему Омаров!
– Извините, мне пора! – бормочет Смольников и нерешительно поднимается с дивана, не зная как поступить с увиденным и понятым. Теперь все становится ясно, и больше нет повода что-либо скрывать от себя и от других. Он инстинктивно потирает грудь сквозь размокшую материю рубашки.
– Я не хотел, чтобы мы все здесь оказались! Я сожалею! – говорит старик, провожая его взглядом. Саша останавливается и, после секундной паузы, возвращается к старику. Он опускается на корточки и берет листок бумаги.
– Можно глянуть? – поднимает он глаза на старика.
– Конечно, смотрите, – равнодушно или просто устало отвечает тот, делая приглашающий жест ладонью. Смольников раскрывает сложенный вдвое листок, узнает его содержимое и бросает бумагу на столик.
– Значит, вы дважды писали схему? Один раз для нас, и еще один раз – для кого-то еще?
Старик молчит, не говорит ни слова. Смольников подавляет в себе желание сделать с этим человеком что-нибудь нехорошее. Он бросает взгляд на своих подельников, которые ничего не подозревают, и пируют посреди этого пекла. Он вскакивает и решительно направляется к Омарову.
– Вы меня слышите?! – раздается за спиной крик старика. – Я не хотел этого!
Смольников не слушает его. Он хватает Омарова за руку:
– Жантик, пошли!
– Стой-стой-стой! – тараторит лысый толстяк, перехватывая Сашу. – Куда ты его тащишь?
– Жантик, пошли! Надо уходить! – Саша вытягивает изрядно накачавшегося друга из-за стола, но тот упорно сопротивляется.
– Смола, отъебись! Сгинь! Я кому сказал?! – развязно кричит он, мотая своими черными кудрями, без единого седого волоса.
Саша задыхается от усилий, он чувствует, что воздух становится ощутимо плотнее, дышать уже почти нечем.
– Жантик, не дури! Это не сон! Мы не спим! – тужится Саша, но Омарову удается освободиться от его хватки и снова свалиться на свой стул. Он молча берет бутылку «Хеннеси», но бутылка давно пуста.
– Блин, снаряды кончились! – говорит он, жадно хватая воздух ртом. – Саня, будь другом, глянь там в холодильнике...
Но Смольников уже не слышит его, он бежит на другой конец стола, к Мамеду.
– Мамед, уходим! – кричит он и тащит подельника за рукав. – Мамед, слышишь? Валим отсюда!
– Ну, Саша! Прекращай! – Мамед одергивает свою руку. – Если сам не можешь расслабиться, другим не мешай!
– Мамед, ты что, не понял? Ты не понял, зачем мы здесь?! – кричит Смольников, задыхаясь.
Мамед морщится и отводит глаза.
– Саша, отвали! Я тебя очень прошу! – говорит он раздраженно.
– Вы что, совсем ничего не поняли?! – голос Смольникова звучит с надрывом, умоляюще. Он пятится назад, от недостатка воздуха рука его инстинктивно тянется к горлу. Из последних сил он поворачивается к двери и пробивает своим телом загустевший воздух.
«Дин-дон!» – раздается в прихожей. Кто-то звонит в дверь. Смольников на секунду замирает, лихорадочно обдумывая, как действовать дальше.
– Саша! – слышит он голос Мариам снаружи. Сладкий ее голос, помноженный на гулкое эхо из лестничной площадки. – Саша, открой!
Он делает рывок в ее сторону, но в последний момент осознает, что дверь открывать нельзя, ни в коем случае. Он опоздал, и прекрасно это понимает.
– Маш, сюда входить нельзя! – орет он что есть силы.
– Александр?! – кажется, она услышала его. – Вы что, заснули? Открывайте!
До него доносится, как Мариам звенит ключами и вслед за этим громко щелкает замок. Смольников отступает назад, в гостиную и закрывает за собой дверь, этот последний рубеж между теми, кто остается и теми, кто собрался уходить. Через пару секунд, сквозь цветные витражи, которыми украшена дверь, он видит лицо Маши.
– Ну, хватит шутить! – обиженно звучит ее голос. – Вы что, разыгрываете меня?!
– Маша, не входи сюда! Мы заразные! Беги! – орет он, жестоко страдая от недостатка воздуха. Он прижимается спиной к створке, с твердым намерением не пропустить Машу в гостиную. Чувствует, как она отчаянно крутит и дергает ручку.
– Руслан! – кричит хозяйка, почти на визге. – Руслан, быстрее сюда!
Смольников поднимает глаза и видит, что почти вся гостиная покрылась туманом, синеватым и едким как выхлопные газы. В мутном этом мареве, под хриплую неугомонную музыку, что-то происходит с людьми, еще минуту назад беззаботно пировавших за столом. Они машут руками, резко подскакивают и вдруг опадают вниз, сбивая посуду и стулья. Омаров, который сидит ближе всех, вдруг валится набок и его крупное спортивное тело бесшумно встречается с ковроланом. Смольников наблюдает за падением друга, и, видит, как его одежда мигом схватывается белым суетливым огоньком, и вот он уже дико катается по полу, весь охваченный пламенем. Его кожа трещит и лопается, наполняя комнату ужасными звуками.
Толстяк лежит, навалившись грудью на стол, выкинув вперед свои короткие пухлые руки. Кожа на его голове стягивается от жара, теряет свой потный блеск и вдруг лопается с громким хлопком, обнажая розовую кость черепа. Что творится с серыми близнецами и вовсе неясно, на их месте можно наблюдать лишь беспорядочную кучу дымящейся плоти, словно кто-то вывалил на стол сырой топочный уголь. Там жар бушует уже во всю силу. Смольников вытягивает шею, чтобы разглядеть остальную часть комнаты, где сидит Мамед и тот загадочный старик, но воздух над столом плывет и маячит, как над раскаленным асфальтом, искажая видимость.
«Бах! Бах!» – содрогается дверь за спиной Саши. Видимо, в дело вступил Руслан, племянник Маши.
– Дядь Саш, не дурите! Откройте дверь! – слышится его голос.
Смольников сжимает латунный шарик дверной ручки, упирается ногой на край плинтуса, но под мощным напором стодвадцати килограммового тела племянника, дверь оглушительно трещит и больно бьет его в спину.
– Дядь Саш, откройте дверь! Я по-хорошему прошу вас! – голос Руслана становится холоднее и жестче.
– Саша! Пожалуйста! – умоляюще кричит Мариам, почти плачет. – Открой, умоляю, мы спасем тебя, только открой!
– Сюда нельзя! – сгорая от огня, шепчет Смольников и не слышит собственного голоса.
Используя свой рост, он умудряется подцепить ногой ножку опрокинутого стула и подтянуть его к краю мягкого уголка. Теперь, если наступить ногами на спинку стула, образуется своеобразный треугольник, где гипотенузой служит его собственное тело. Никакой Руслан теперь не способен выбить створку.
От этой мысли, Смольникову становится легче. Вот так вот, под мольбы и крики своей женщины, он и умирает, до последнего удерживая своим телом дверь.
© Рустам Ниязов
Москва, июнь 2006