Пушистый, ну очень пушистый хвост, огибал бедра и прикрывал так сказать…. А что это он там прикрывает?! Надо же, какой стыдливый котик! Приподняла хвост, посмотрела на его хозяйство и … Что сказать? Впечатлилась….
–– Мдя… Это ты зря здесь в таком обличьи лежишь. Скоро батенька, тебя здесь никто не узнает. Даже родственники вряд ли смогут узнать. А если спросят, что случилось? Почему ты кошак превратился в такое эпатажное чудо «непоймикого» скажу, перепутала! Зрение у меня на тебе не сфокусировалось. Не удалось разглядеть тебя хорошо. Вот и перепутала всё, где, что и в каких количествах наносить. Ну, а что получилось, то получилось, не обессудьте!
Зверь Кэриса, в умилении смотрел на свое такое родное, такое вредное, членовредительное существо! Любавушка! Как была стервой обаятельной, так и появилась спустя пять лет после исчезновения. Слеза всепоглощающего счастья скатилась по его щеке.
Все эти пять лет, четверо мужчин ждали момента появления своих любимых женщин и готовились. Готовились тщательно, скрупулезно до мельчайших подробностей обрисовывая и составляя план встречи, а также дальнейшее соблазнение таких долгожданных, таких желанных единственных во всех вселенных и мирах, половинок.
Любава же, продолжая осматривать покойника, бесчинствовала в своих планах по улучшению его внешнего вида.
–– Что у нас тут с волосами? Непорядок. Длинноватые волосы, тебе не кажется? А? Трупак сексапильный повторяю, не кажется?
Зверь, стоя рядом под покровом отвода глаз, нервно всхлипывал от счастья. Его распирало от гордости, девочка его стала еще стервозней, чем была! А красотка-то, какая! Глаз не оторвать! Ты смотри, как у неё подлючесть в совершенстве отшлифована! Моя! Наша!
––А уши то, уши! Мама дорогая! Слабоваты уши для такого бугая. Слышишь ты, кошак в начёсе? Нет начёса? Сделаем! Над губами твоими красивыми такими, скульптурными, тоже поработаем. Мы их гелем закачаем, да побольше, чтобы издалека видно было. Трупак, ты у меня на особом положении. Ты у меня в почете! Телом потом займусь, хвостом тоже, ну и то, что прикрыто хвостом, многовато там будет, многовато. Уменьшим до стандартных размеров. Предупреждаю сразу, до стандартных кошачьих размеров, то есть с фигу!
Зверь хохотал до слез. Без сил сползая на пол от смеха, он то взмахивал руками, то истерично хлопал по коленям, не в состоянии произнести хоть какое-то слово.
–– Ты полежи пока, не дергайся. Хотя куда тебе дергаться? Отдергался родимый, отдергался! Пойду за инструментом. Скальпель надо взять, подкорректировать некоторые твои места, выдающиеся, так сказать. Нет, мне кажется или ты все-таки дергаешься? Подумать только. Даже после смерти такое трогательное отношение к себе родимому. Ты пойми кошак, тебя ж не кастрировать будут. Я ж не изверг какой-нибудь. Только уменьшу до приемлемых размеров твоё хозяйство. Чтобы там, куда ты попадешь после смерти, тебе сладко не жилось как при жизни. Ну, все. Лежи спокойно. Пошла я, скоро приду.
Стоило только Любаве скрыться за дверью, как покойничек тут же открыл глаза и судорожно себя ощупал. Слава вселенной, все на месте и при своих размерах. Вот зараза плюс! Чуть-чуть не сдержался. Это ж надо! На святое покусилась! Если прошлый раз она только свои сбережения прикрывала его сбережением, то сейчас она решительно настроена, уменьшить его капиталы. Совсем сбрендила? А ведь, чудо как хороша! Моя девочка! Расплывшееся лицо Кэриса в счастливой улыбке, тут же вынуждено было скривиться в мученической гримасе от возмущений Амирагда. Тот сбросил с себя чары невидимости и громко негодовал по поводу отсутствия его любимой женщины.
–– Кэрис, я все понимаю, радость встречи и все такое, но я спрашиваю. Где Викулечка? Она должна была прилететь следом за Любавой, но её почему-то нет. Я весь на взводе!
–– Любава! Ты где? – раздался такой знакомый голос, который опалил всю душу жреца. Его Викулечка. Та вихрем влетела в морг и прямиком направилась к капсуле, где должен лежать труп. Покойничек понимая, что его сейчас обнаружат живым и здоровым, вынужден был срочно занять свое хладное место, а жрец прикрылся магией отвода глаз. Весь исходя желанием крепко прижать к себе любимую, он лишь тихо кружился вокруг своей хрупкой, ранимой Викулечки.