Выступает Владимир Владимирович Путин — президент Российской Федерации. Свою речь он начинает по-русски, сердечным обращением к Германии, к которой Россия «всегда питала особые чувства». Путин называет Германию важным центром европейской культуры, культуры, в развитие которой немалый вклад внесла и Россия: «культура никогда не знала границ. Она всегда была общим достоянием и объединяла народы». И поэтому он позволит себе «смелость» продолжить свою речь «на языке Гёте, Шиллера и Канта — на немецком языке».
Порой мне хочется отослать речь Путина перед германским бундестагом тому или иному немецкому комментатору, рассуждающему в той или иной немецкой газете о германо-российских отношениях, с настоятельной просьбой еще раз прочесть этот текст перед тем, как писать очередную статью. Ведь в этой речи сказано обо всем, что война и послевоенный период, железный занавес и раздел Европы оставили в коллективном сознании европейских народов. И видимо, нам еще долго придется сталкиваться с предрассудками и рефлекторными реакциями, глубоко запечатленными в людской памяти со времен той ушедшей эпохи, сдерживающими и замедляющими столь необходимое нам установление новых глубоких связей: политических, экономических и культурных.
Россия. Именно о ней, сразу после одержанной мной победы на выборах в сентябре 1998 года, мы говорили на одной из встреч с Биллом Клинтоном. Этому соседу Германии в то время грозила реальная опасность: в безудержном вихре дезорганизации и разграбления, социального и экономического кризиса страна могла опуститься на дно пропасти. Мы обсуждали внутриполитическую ситуацию в больной империи, которая, чтобы выйти из порочного круга, срочно нуждалась в помощи. В той беседе я узнал Билла Клинтона с неожиданной стороны: он с большим знанием дела размышлял о европейской истории и не скрывал своей озабоченности тем, какую угрозу миру на планете может представлять разрушающаяся и неуверенная в себе Россия.
Вместе с тем Клинтон понимал, что менталитет российской элиты, воспитанной в рамках социалистической командной экономики, вряд ли позволит воспользоваться советами американских «спецов» рыночной экономики. А американцам, по его словам, не хватает чуткости и деликатности, и потому их попытки помочь проваливаются самым жалким образом. Он стал меня убеждать в том, что в качестве фундамента для более тесного сотрудничества необходимо использовать и развивать особые отношения между Германией и Россией. Мол, даже по психологическим причинам Россия охотнее примет необходимую помощь, включая и материальную, если ей ее предложит Германия. Когда мы заговорили о ядерных арсеналах России, Клинтон сказал, что в этом он не видит военной угрозы. Однако активная политика в отношении России должна быть тщательно продумана в контексте преодоления разобщенности в Европе и укрепления ее безопасности, а для этого нужно прежде всего позаботиться об экономическом оздоровлении России. И в этом он надеется на деятельное участие Германии.
Приводя мне эти аргументы, Клинтон ломился в открытую дверь. Я был и сейчас убежден, что поддержание стабильного миропорядка на нашем континенте невозможно без всеобъемлющего взаимопонимания с Россией. И именно это послание содержала в себе речь Путина, с которой он выступил 25 сентября 2001 года в Берлине. Мне кажется, этот посыл тем более важен, что четко обозначенная в нем общность являлась ответом на недавно пережитый удар — террористические атаки 11 сентября на Нью-Йорк и Вашингтон, ставшие символом смены эпох во всем мире. Уточняя свою мысль о нашей фундаментальной общности, Путин сказал, что никто не ставит под сомнение важность особых отношений Европы с Соединенными Штатами, однако он убежден: Европа сможет надолго укрепить репутацию мощного и самостоятельного центра мировой политики, если объединит свои людские, территориальные и природные ресурсы с экономическим, культурным и оборонным потенциалом России. В этом месте протокол бундестага зафиксировал аплодисменты. Аплодисментами сопровождались и последовавшие слова Путина о том, что первые шаги в этом направлении с обеих сторон уже сделаны, и теперь настало время подумать: что следует предпринять, чтобы единая и безопасная Европа стала предвестником единого и безопасного мира.
Я беседовал с Путиным несчетное число раз и до этой речи, и после нее и хорошо знаю, насколько напряженно он размышляет над тем, как можно организовать российско-европейские отношения, чтобы они развивались и крепли в обоих направлениях. Его представление о будущем своей страны совершенно очевидно: он хочет восстановить значимость России. И это, будучи дополнено его христианскими убеждениями — а отношение президента России к православию в своей стране я считаю исключительно серьезным, — означает одно: Путин мыслит по-европейски. Иными словами, Путин видит миссию России как неотъемлемой части Европы, пусть и с азиатской компонентой, что он прекрасно сознает, но в культурном плане, по складу чувств и эмоций, по восприятию жизни и по отношению к жизненным ценностям Россия является именно частью Европы.