Переговорив с Рязановым, я доложил текст радиограммы Воробьева генералу Горюнову. Напомнил - хотя командарму это было известно и без напоминания, - что штурмовики Рязанова и истребители Утина действуют в районе Звенигородки, перенацеливать их на другие участки внешнего фронта окружения немецкой группировки генерал Конев запретил и пока этот запрет не отменен.
Сергей Кондратьевич выслушал очень внимательно, как всегда, прежде чем принять решение, закурил, потом взял синий карандаш" обвел на карте район Крымки жирной чертой, рядом написал: "До 200 вражеских танков", а несколько выше, уже красным карандашом, дополнил запись такими словами: "127 штурмовиков Рязанова и 130 истребителей Утина, вооруженных 37-миллиметровыми пушками, способных поражать вражеские танки и самоходные орудия..." Затем командарм по ВЧ стал докладывать генералу Коневу свой замысел оказания помощи авиацией войскам 53-и армии.
Через несколько минут после разговора между Горюновым и Коневым на имя командира 1-го штурмового авиакорпуса была передана срочная радиограмма следующего содержания: "Не только организовать действия штурмовиков по вражеским танкам, но и помочь командованию 53-й армии в быстрейшем закрытии бреши, пробитой вражескими танками. Действуйте вместе с командующим артиллерией фронта генералом Н. С. Фоминым, которого туда направил генерал армии Конев".
Так генерал Рязанов, а вслед за ним и генерал Утин оказались на самом острие прорыва немецко-фашистских танков в районе Крымки. В течение ночи там был оборудован командный пункт авиаторов с необходимыми средствами управления.
Название Крымка мне почему-то особенно врезалось в намять, хотя ничего оригинального в нем нет. Кто не злнет на Украине, что крымка -это крымская ооль, обычиая, поваренная, которую в старину завозили в эти края из Крыма. Мне, украинцу, это тоже было хорошо известно. И все-таки название населенного пункта, через который гитлеровский генерал Брайт гнал 3-й немецкий танковый корпус, чтобы прорваться к своим окруженным дивизиям, запомнилось на долгие годы.. Запомнилось, вероятно, по-тому, что все произошло слишком неожиданно: организовывать и осуществлять противоборство авиации с вражескими танками пришлось буквально в считанные часы и в совершенно неясной обстановке (штаб 53-й армии в течение ночи на вызовы по-прежнему не отвечал). Да и бои в районе Крымки оказались настолько своеобразными, что их нельзя было не запомнить.
Советские бронированные штурмовики Ид-2, прозванные гитлеровцами "черной смертью" за их разящие удары, имея на борту мощное пушечное, реактивное и бомбовое вооружение, схлестнулись с рвавшимися к окруженным войскам "тиграми", "пантерами" и "фердинандами" на рассвете. Группа за группой по 8-12 штурмовиков под прикрытием истребителей Як-1, поднимаясь в воздух с Кировоградского аэроузла, устремлялись в район Крымки. 127 штурмовиков в 130 истребителей в тесном взаимодействии с противотанковой артиллерией фронта двое суток подряд "утихомиривали" танковые части генерала Брайта. Более 50 танков противника было сожжено на поле боя. И в этом немалая заслуга принадлежала группам штурмовиков, возглавляемым Одинцовым, Бегельдиновым, Александровым, Красотой, Джинчарадзе и Нестеренко. Многие сотни кумулятивных авиабомб сбросили они на танки врага. Действуя вместе с прикрывавшими их истребителями, вели огонь по фашистской пехоте и бронетранспортерам, старались как можно быстрее обеспечить войскам 53-й армии возможность вновь занять прежнюю линию обороны на внешнем фронте окружения вражеских войск южнее Крымки.
В самый разгар боев меня вызвал к телефону начальник штаба этой армии генерал Воробьев и сообщил, что совместными массированными ударами артиллерии и авиации контрнаступление танков и пехоты врага остановлено. Штаб армии вновь обосновался на месте, установил связь как со своими войсками, так и с соседями. Словом, обстановка стабилизировалась. Уточнив некоторые важные цели, по которым требовалось нанести дополнительные удары с воздуха, генерал продиктовал в заключение короткую телефонограмму Сергею Кондратьевичу Горюнову. В ней говорилось:
"Радостно бьется сердце, наблюдая отличную работу нашей авиации. Меткими массированными ударами штурмовиков вместе с артиллерией наступление противника остановлено".
Генералу Горюнову и всем нам было приятно получить такое сообщение от товарищей по оружию, которым воздушная армия вовремя оказала столь необходимую помощь,
Сразу же после образования внешнего и внутреннего фронтов окружения группировки врага задачи воздушных армий, участвовавшие в Корсунь-Шевченковской операции, были четко разграничены: 2-я воздушная армия вместе с 10-м истребительным корпусом ПВО получали задачу осуществлять воздушную блокаду группировки, а авиации нашей армии было поручено поддерживать с воздуха войска, действовавшие на внешнем фронте окружения. Задача была не из легких, так как попытки врага прорваться к своей окруженной группировке день ото дня нарастали. Перед внешним фронтом окружения у немцев к 11 февраля число танковых дивизий возросло до восьми, а пехотных - до шести. Ожесточенные бои на земле и в воздухе продолжались почти непрерывно. К нам в оперативный отдел ежедневно поступали от командования наземных войск срочные и сверхсрочные заявки на оказание помощи с воздуха в отражении вражеских контратак. Нередко непосредственные указания о том, как эффективно использовать авиацию в интересах той или иной армии и даже отдельного соединения, давал лично командующий фронтом или по его поручению начальник штаба фронта.
Чтобы своевременно планировать, тщательно отрабатывать планы и графики боевых вылетов, вовремя доводить боевые задачи до авиакорпусов и дивизий, а главное - правильно оценивать обстановку и безошибочно наносить удары по врагу именно там, где они больше всего требовались, командарму, генералам и офицерам управления приходилось работать дни и ночи напролет. Но на усталость никто не жаловался. Все мы жили интересами дела. Боевые успехи летного состава, отличное выполнение боевых заданий командования безмерно радовали всех нас без исключения. Усталость напрочь забывалась, хотелось работать еще лучше, еще плодотворнее.
Февраль сорок четвертого года запомнился мне не только напряженными боями. Помню, сколько радости и ликования вызвал полученный нами Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 февраля о присвоении большой группе выдающихся летчиков армии звания Героя Советского Союза. Этого высокого звания одновременно удостоились 17 воздушных бойцов: И. Н. Кожедуб, М. П. Одинцов, Н. В. Буряк, С. А. Карнач, Г. П. Александров, Н. К. Шутт, Г. Т. Красота, И. К. Джинчарадзе, Д. А. Нестеренко, Я. К. Минин, А. С. Бутко, И. Т. Гулькин, П. А. Матиенко, А. В. Добродецкий, Н. И. Ольховский, Ф. Г. Семенов, В. М. Иванов. Сразу семнадцать! Такого еще не бывало.
В связи с этим во всех авиачастях и соединениях состоялись массовые митинги.
Или еще один памятный февральский день. Как обычно, под вечер я зашел к генералу Горюнову доложить последние данные о результатах боевой деятельности штурмовиков, помогавших наземным войскам в отражении танковых атак противника в районе Крымки. Это были очень хорошие данные: за день летчики-штурмовики уничтожили 33 вражеских танка, сожгли больше 100 автомашин с грузами, подавили огонь 5 артиллерийских батарей противника, огнем из пушек и пулеметов истребили до 300 вражеских солдат и офицеров.
Выслушав сообщение, Сергей Кондратьевич довольно улыбнулся и с подчеркнутым уважением сказал о своем фронтовом друге и соратнике по борьбе командире 1-го штурмового авиакорпуса генерале Рязанове: