Загнанные в ограниченный район у населенного пункта Шендеровка, находившиеся в котле немецко-фашистские войска все еще не сдавались и, по данным воздушных разведчиков, видимо, готовились к последнему безнадежному рывку из кольца. 16 февраля наши воздушные разведчики наблюдали в районе Шендеровки большое скопление танков, автомашин и пехоты.
Близилась долгая февральская ночь на 17 февраля. В домике командарма Горюнова собралось руководство нашей армии. Присутствовал на летучке и генерал Селезнев, мой непосредственный начальник. Большую часть времени по заданию командарма он по-прежнему находился во втором эшелоне. Время от времени Николай Георгиевич приезжал или прилетал и к нам, в нашу оперативную группу, знакомился с разрабатываемыми наметками к тем или иным планам авиационных наступлений, давал мне необходимые указания и, получив разрешение командарма, снова отправлялся во второй эшелон. Такой несколько необычный порядок, видимо, устраивал и командующего армией, и самого Николая Георгиевича: дело от этого нисколько не страдало.
В этот раз начальник штаба и начальник тыла армии прибыли в первый эшелон, чтобы доложить свои соображения по поводу организации доставки горючего, боеприпасов и продовольствия авиасоединениям в условиях начинавшейся распутицы и февральских метелей: требовалось заручиться распоряжением командарма на мобилизацию всего имеющеюся в армии транспорта в интересах создания в авиасоединениях дополнительных фондов боеприпасов и горючего. Все эти вопросы были быстро решены, и собравшиеся в домике командующего обменивались мнениями о предстоящих боях. Неторопливый разговор шел и о нелетной погоде: за окнами свирепствовала снежная пурга, которой, казалось, конца не будет.
Зазвонил аппарат ВЧ. Командарм взял трубку, некоторое время слушал молча Перед тем как положить трубку на место, отчетливо произнес: "Сделаем все возможное, товарищ командующий!"
Обращаясь к находившимся в комнате начальникам и командирам, Сергей Кондратьевич сообщил, что генерал армии Конев просит (не приказывает, а просит!) послать группу летчиков-ночников в район Шендеровки: ночной бомбежкой надо попытаться выгнать гитлеровцев из домов - остальное довершит артиллерия.
- На дворе пурга, видимость почти нулевая, поэтому командующий фронтом выполнение боевого задания рекомендует поручить добровольцам. Что будем делать? Генерал Конев ждет ответа, - закончил сообщение Горюнов.
- Надо звонить начальнику политотдела триста двенадцатой подполковнику Гусеву. Пусть побеседует с людьми. Полагаю, добровольцы найдутся, отозвался первым полковник Проценко.
Сергей Кондратьевич приказал связисту соединить его с 312-й дивизией. Полковник Чанпалов и подполковник Гусев были на месте, словно ждали звонка. Каждого из них в отдельности Горюнов спросил: найдутся ли в дивизии летчики, способные добровольно пойти на риск? Тут же объяснял, какое задание предстоит выполнить, поскольку объект бомбежки из-за пурги придется отыскивать почти вслепую. Ответ был один: раз нужно, добровольцы найдутся.
Примерно полчаса все мы с напряжением ждали результатов. И вот звонок полковника Чанпалова. Комдив докладывает: первыми вызвались выполнить боевое задание коммунисты летчик Виктор Заевский и штурман Владимир Лакотош - их самолет уже в воздухе. На призыв командующего фронтом отозвались 18 экипажей!
Самая трудная часть задания выпала Заевскому и Лакотошу. В кромешной тьме и снежной метели они совершили почти неосуществимое: вышли на Шендеровку, сбросили серию осколочных, затем несколько зажигательных авиабомб и ампул с горючей жидкостью. Начавшийся пожар стал ориентиром для других экипажей и артиллерии. Разгром остатков окруженной в районе Шендеровки группировки врага, отклонившей ультиматум о капитуляции, продолжался в течение всей ночи. Под утро бой затих. Многие оккупанты были уничтожены массированным артогнем. Оставшиеся в живых сложили оружие и сдались в плен.
Впоследствии за мужество и отвагу, проявленные при выполнении боевых заданий, летчику В. А. Заевскому и штурману В. П. Лакотошу было присвоено звание Героя Советского Союза, а большинство других экипажей ночных бомбардировщиков, участвовавших в метельную ночь в бомбежке Шендеровки, удостоились орденов и медалей.
Так для 5-й воздушной армии завершилась Корсунь-Шевченковская операция.
Неизбывной остается память о беспримерном подвиге советских летчиков, который они совершили в ходе этой операции, прикрывая и поддерживая наши войска. К 25-летию освобождения города Корсунь-Шевченковский на одной из его площадей был воздвигнут мемориальный комплекс в честь победителей. В числе других высится там и обелиск, на котором золотыми буквами начертано: "Корсунь-Шевченковская битва 1944. 5-й воздушной армии 2-го Украинского фронта". Это - достойная память героям, погибшим и живым.
После многодневных баталий не успели мы толком оглядеться, подвести итоги, разместить части на отбитых у противника грунтовых аэродромах Шпола и Звенигородка, как меня срочно вызвал начальник оперативного управления штаба фронта генерал Костылев. Не вдаваясь в детали, он объявил, что необходимо готовить материалы по авиации к новому наступлению. К сказанному добавил, что в ближайшие день-два командующий фронтом вызовет к себе командарма 5-й воздушной и поставит авиаторам боевую задачу. Мне генерал Костылев тоже рекомендовал готовиться к возможной встрече с Коневым.
По возвращении из штаба фронта пришлось отложить все прочие дела и вплотную заняться подготовкой исходных данных по авиации на новый этап боев. В эту работу включились все офицеры оперативного и разведывательного отделов штаба. Одновременно я связался с генералом Селезневым и подробно доложил ему о полученном задании. Он распорядился готовить данные, обещал принять личное участие в разработке плана нового авиационного наступления. Свое обещание Николай Георгиевич выполнил: за время подготовки войск фронта к Уманско-Ботошанской наступательной операции дважды приезжал в первый эшелон, принимал самое непосредственное участие в работе над планом авиационного наступления, показав себя большим знатоком, отличным организатором и специалистом штабной работы.
Это было несколько позже. Пока же мы вместе с офицерами разведотдела уточняли данные о воздушном противнике в полосе фронта, о его обороне, о размещении тактических и оперативных резервов. Вырисовывалась такая картина. В целом на уманском направлении противник не имел еще сколько-нибудь прочной обороны, зато в районе Умани, по данным воздушной разведки, располагал крупными силами танков и пехоты. В авиации силы противоборствующих сторон к концу второй декады февраля были примерно равными: немцы имели на ближайших к линии фронта аэродромах до 500 боевых самолетов, мы - на полсотни больше, противник превосходил нас по числу бомбардировщиков, зато у нас было больше истребителей и штурмовиков.
Пока офицеры разведотдела проверяли и уточняли эти данные, работники оперативного отдела Гадзяцкий, Волков и Андрюшечкин готовили карты размещения авиаполков и дивизий на аэродромах, вместе с корпусными и дивизионными штурманами определяли боевые возможности каждого соединения, наносили на карты позиции войск.
Из беседы с генералом Костылевым мне было известно, что в состав 2-го Украинского фронта еще в ходе Корсунь-Шевченковской операции была включена 27-я общевойсковая армия. Теперь, по его словам, фронту придавались еще три армии: танковые и общевойсковые. 7 общевойсковых и 3 танковые армии - такой была по состоянию на 20 февраля 1944 года ударная сила 2-го Украинского фронта. Авиации после понесенных в боях потерь, по нашим подсчетам, явно не хватало. Генерал Горюнов приказал в связи с этим подготовить справку-доклад, в котором указывалось, что 5-я воздушная армия нуждается в усилении одним штурмовым авиакорпусом, одной бомбардировочной авиадивизией, корректировочным авиаполком для артиллерии фронта, авиационным полком связи для обеспечения более тесного взаимодействия авиации с танковыми армиями и двумя санитарными авиаполками для эвакуации раненых.
Больше всего генерала Горюнова и нас, штабников, беспокоил вопрос о размещении авиации в ходе наступления. Все явственнее близилась весна, а вместе с ней распутица, непролазная грязь на грунтовых аэродромах. Командарм поручил начальнику тыла генералу Тараненко и начальнику аэродромной службы подполковнику Абаеву создать поисковые группы, которые должны были определить возможность использования под аэродромы некоторых возвышенностей в надежде на то, что почва там может подсохнуть быстрее. Для уплотнения грунта на таких аэродромах проводилась заготовка соломы и камыша, а для укатки взлетных полос подтягивалась аэродромная техника. Однако замерзавший ночью и слегка таявший под лучами мартовского солнца украинский чернозем пока с большим трудом поддавался искусственному уплотнению. Единственным местом, откуда авиация могла действовать без ограничений, оставался Кировоградский аэроузел, находившийся, к сожалению, в стороне от планируемого командованием фронта главного удара, что нас, понятно, не устраивало.