Хорошо знают в армии начальника политотдела, знают летчики, инженеры, техники, почти вое бойцы батальонов аэродромного обслуживания. А он многих знает не только пофамильно. Знает настроение и думы людей, в какой-то мере ему известны мирные и боевые биографии авиаторов. Такая уж служба у начальника политотдела армии-всемерно способствовать тому, чтобы каждый авиатор сознательно, с чувством высокой ответственности перед Родиной выполнял свой боевой долг.
Особенно много приходится работать офицерам политотдела армии, как, впрочем, и всему партийно-политическому аппарату, непосредственно в частях и на аэродромах в связи с выходом войск фронта на советско-румынскую границу. Вместе с командирами партийно-политические работники разъясняют авиаторам сущность интернациональной освободительной миссии Красной Армии, обращения Военного совета фронта к румынскому народу. Наступило время развертывать политическую работу и среди румынского населения, а это нелегко - знающих румынский язык в армии буквально единицы. Со вступлением на землю Румынии значительно повысилась ответственность командиров и политработников за дальнейшее укрепление воинской дисциплины среди личного состава, за обеспечение высокой бдительности: в связи с крупными боевыми успехами отдельные командиры стали проявлять беспечность, самодовольство. В борьбе с этим злом первостепенная роль, конечно же, принадлежит политработникам, партийным и комсомольским организациям. Словом, работы хватает.
Продолжая разговор о штурмовиках 1-го гвардейского авиакорпуса, решением Ставки переданного в состав 2-й воздушной армии, Николай Михайлович с особой душевной теплотой отзывается о генерале В. Г. Рязанове, командире корпуса. Такой теплый отзыв не случаен. По подсчетам нашего штаба, экипажи "илов" авиакорпуса генерала Рязанова на пути от Белгорода до румынской границы сожгли не менее полутора тысяч вражеских танков {8}. Об этом, разумеется, известно и начальнику политотдела.
- Большую помощь матушке-пехоте и артиллерии оказали рязановские "илы",-говорит он.
Над КП с характерным оглушающим ревом мощных моторов эскадрилья за эскадрильей проходят пикировщики. Николай Михайлович определяет - это грибакинцы.
Да, вслед за штурмовиками уводил на аэродромы 2-й воздушной армии своих питомцев - экипажи пикирующих бомбардировщиков - комдив полковник Гурий Васильевич Грибакин. Мне невольно вспомнились некоторые наиболее характерные черты его биографии, с которой я как-то случайно ознакомился в отделе кадров. Отца комдива, бывшего питерского рабочего с Нарвской заставы, в годы гражданской войны расстреляли колчаковцы за то, что он приехал на Алтай строить первую коммуну. Дядя полковника Грибакина - Петр был одним из активных членов петербургского "Союза борьбы за освобождение рабочего класса". И он тоже погиб как герой, замученный в тюрьме царскими сатрапами.
Провожая взглядом улетающие "пешки", как запросто называли на фронте пикирующие бомбардировщики, я мысленно пожелал комдиву Гурию Грибакину новых успехов в борьбе с фашистскими захватчиками и дальнейшего прославления грибакинского рода.
Когда мы с полковником Проценко собирались уже попрощаться - каждого из нас ждали неотложные дела, - о крыльца соседнего с командным пунктом дома, который мы, штабники, громко именовали между собой резиденцией командарма, непривычно быстро сбежал начальник штаба генерал Н. Г. Селезнев и с торжественной улыбкой на круглом лице направился к нам. С ходу объявил, что хотя гвардейские соединения забрали от нас во 2-ю воздушную армию, но мы, дескать, тоже не остались без гвардейцев. Проведя носовым платком по гладковыбритой голове и шее, добавил: только что получен приказ о преобразовании 4-го истребительного авиакорпуса генерала И. Д. Подгорного в 3-й гвардейский, а истребительных дивизий полковников И. А. Тараненко и А. П. Юдакова - соответственно в 13-ю и 14-ю гвардейские.
- Знаете, батенька, - обращаясь теперь уже непосредственно ко мне, сказал Николай Георгиевич. - Звонил генерал Павловский, начальник оперативного управления штаба фронта, просил вас подъехать к ному. Не задерживайтесь, езжайте, а я подумаю над планом совместного учения авиаторов и танкистов. Есть у командарма такой замысел.
Генерал-майор Николай Осипович Павловский оказался моим знакомым по Крымскому фронту. Правда, тогда, в сорок первом, он еще не был генералом, не имел прямого отношения к авиации, но так или иначе, будучи в одном фронтовом штабе, мы встречались, вместе пережили немало огорчений в период неудачных боев на Керченском полуострове.
И теперь, при новой встрече, перемолвились несколькими словами о прошлом, потом перешли к делу. Начальник оперативного управления предложил мне вместе поработать над выполнением срочного задания - разработкой плана жесткой обороны войск 2-го Украинского фронта. По словам Павловского, спланировать оборону требовалось таким образом, чтобы "подсунуть план немцам и заставить их поверить, будто войска фронта в ближайшие месяцы наступать не собираются". От меня требовалось, в частности, обдумать и предложить соответствующие мероприятия по авиации, чтобы дезориентировать воздушного противника. Часа три усердно работали. Лишь изредка, в порядке обмена мнениями, что-то уточняли или выясняли.
Я понимал свою задачу так: внешне оборонительные меры должны быть броскими, заметными, но отнюдь не рассчитанными на длительное время. Главное - перехитрить немецко-фашистское командование, ввести его в заблуждение. Этому в большой мере, безусловно, способствовал отлет из армии трех авиакорпусов в расположение 1-го Украинского фронта. Не было никакого сомнения в том, что гитлеровской военной разведкой он засечен. Чтобы создать видимость, будто воздушная армия, как и войска всего фронта, надолго обосновывается в обороне, я предложил производить время от времени демонстративную переброску самолетов с одних аэродромов на другие, соорудить дополнительно несколько ложных взлетно-посадочных площадок, изменить характер маскировки действовавших и ложных аэродромов в соответствии с требованиями обороны.
Только успел начисто переписать спои предложения, как в комнату, где мы с Павловским работали, вошел начальник штаба фронта М. В. Захаров и с ним широкоплечий, внешне очень добродушный, сероглазый генерал армии, которого я видел впервые. Мы, как полагается, быстро встали.
- Садитесь, товарищи, - мягко, чуть картавя, произнес генерал армии и первый присел к столу.-Давайте посмотрим, что вы там написали.
Я успел тихо спросить у Павловского:
- Кто это?
Николай Осипович тоже тихо ответил:
- Командующий 2-м Украинским фронтом Родион Яковлевич Малиновский.
Некоторое время генералы Малиновский и Захаров молча читали подготовленные нами предложения. Потом начальник штаба, подойдя к висевшей на стене оперативной карте, высказал свои соображения по поводу строительства оборонительных сооружений, отвода некоторой части войск с переднего края на север, практических мер по маскировке командных и наблюдательных пунктов, аэродромов, войск, занимавших оборону. Напомнил о целесообразности ввести запрет на какие-либо разговоры по средствам связи о подготовке к наступлению. В заключение сказал, что политорганам дано указание настроить на оборонительную тематику армейскую и дивизионную печать, массовую агитацию и пропаганду.
Командующий фронтом в нескольких словах одобрил намеченные штабом меры по дезинформации противника, внес свои комментарии. Уже под конец сказал, что ему звонил генерал С. К. Горюнов, просил разрешить провести в интересах отработки взаимодействия совместное учение авиации и танковых войск. Дело полезное, нужное, подчеркнул Родион Яковлевич, однако провести такое учение надо подальше от любопытных глаз противника, лучше всего за Днестром.
Сразу после утверждения "оборонительного" плана войска фронта, в том числе соединения и спецчасти 5-й воздушной армии, приступили к повседневной работе по введению противника в заблуждение: готовясь к наступлению, всячески стремились показать, что заботятся главным образом об укреплении долговременной обороны.