Нет, дамы и господа. В чем действительно это здание превосходит все остальные подобные сооружения в Лос-Анджелесе, а возможно и во всей Америке, так это в присущем ему свойстве адаптироваться не только к требованиям современных информационных технологий, но и к условиям завтрашнего дня.
И когда многие американские компании борются за выживание в борьбе со своими европейскими и восточно-азиатскими конкурентами, следует с горечью признать, что в США множество зданий различных офисов, контор и отелей – некоторые из которых построены аж в 1970 году – являются абсолютно бесперспективными с точки зрения современных информационных технологий. Их дешевле снести и построить новые, чем доводить это старье до необходимого уровня.
Я считаю, что наше здание как раз и представляет новое поколение бизнес-центров. С ними страна, безусловно, может иметь надежду на успех в жестком соревновании; именно такие сооружения гарантируют нашему великому государству ведущее положение в будущей системе мировых отношений, которую президент Доул метко окрестил Всемирной Информационной Инфраструктурой. Не сомневайтесь, именно такие комплексы являются надежным ключом к экономическому процветанию. Информационные инфраструктуры сыграют в ближайшие десять лет для США такую же роль, что и развитие транспортной системы в середине уходящего века. Вот почему я уверен, что уже в ближайшее время вы увидите еще не одно сооружение, подобное нашему.
Разумеется, только время докажет мою правоту, а также то, насколько полно уважаемый заказчик, корпорация "Ю", будет удовлетворен реализацией этих идей не далее чем в двадцать первом веке. Тем не менее уже сейчас можно заявить со всей определенностью, что мир стоит перед необходимостью столь же судьбоносного выбора, как и Чикаго сто лет назад, когда потребность в новых способах хранения продукции, торговли и управления производством, основанных на железнодорожной системе транспорта и паросиловых установках, поставила на повестку дня внедрение принципиально новых технологий делопроизводства, включая телефоны, печатные машинки и соответствующие этому новые типы офисов, особенно учитывая бешеное подорожание городской земли. И в Чикаго возникли ранее невиданные гигантские сооружения – небоскребы и абсолютно новый тип застройки. По этим же причинам в промежутке с 1900 по 1920 год и Манхэттен превратился в тесное скопище конструкций, подобных замкам, которое стало для нас сегодня вполне привычным. Я утверждаю, что сейчас мы как раз стоим на пороге новых урбанистических метаморфоз, когда наши города постепенно станут превращаться в подлинно интеллектуальных участников всемирного экономического процесса.
Итак, сегодня мы все присутствуем на церемонии подведения здания под крышу. По традиции в этом случае мы всегда сбрасываем с верхнего этажа ветвь какого-нибудь вечнозеленого растения. Меня нередко спрашивают о природе этого обычая, но фактически никто не знает точного ответа на этот вопрос. Как-то мне довелось беседовать с профессором древней истории, и он рассказал мне, что, возможно, эта традиция зародилась в Древнем Египте, когда окончание любого строительства ознаменовывалось человеческими жертвами. Так вот, ветка вечнозеленого растения, по его мнению, заменила существовавший в свое время обычай замуровывать архитектора живьем в стену построенного им здания или просто сбрасывать того с крыши. Знаю, что немало заказчиков и в наше время с удовольствием возродили бы эту старинную традицию, но, надеюсь, господин Ю не относится к их числу, и я могу не опасаться за свою жизнь. – В этом месте Ричардсон взглянул на господина Ю и заметил, как тот вежливо улыбнулся в ответ. – По крайней мере, смею надеяться. И все-таки, дамы и господа, лучше побыстрее сбросить ветвь, пока он не передумал.
Аудитория еще раз вежливо рассмеялась.
– Да, кстати, довольно любопытно, что Жардин, сын господина Ю, на всякий случай предусмотрительно позаботился о безопасности демонстрантов, собравшихся там, внизу, и попросил их отойти от здания, пока церемония не закончится.
По залу снова прокатился смех, а когда Ричардсон приблизился к краю крыши, держа в руках ветку, все зааплодировали. Многие гости приблизились к нему, чтобы понаблюдать, как ветвь пролетает триста пятьдесят футов и приземляется на площади внизу.
Заметив, что среди наблюдавших за падением была и Джоан, Митч снова перехватил взгляд Дэвида Арнона, который прикрыл рот двумя пальцами, словно боялся, что его вырвет.
Дэвид, криво ухмыльнувшись, наклонился к нему.
– Знаешь, Митч, – произнес он, – как еврею, мне не стоило бы этого говорить, но, по-моему, этих древних египтян можно понять.
Часть первая
«Архитектура – это вуду».
Ричардсоны возвращались из «Оранжереи», одного из самых престижных ресторанов Лос-Анджелеса. Шофер, сидевший за рулем их пуленепробиваемого «бентли», сразу после Ла-Чиенаги свернул на запад, в направлении Сансет-стрит.
– Сейчас мы едем домой, Диклан, – обратился Ричардсон к водителю. – Завтрашнее утро я проведу в своей мастерской. Ты снова мне понадобишься около двух, чтобы отвезти в аэропорт.
– Вы полетите на своем «гольфстриме», сэр? – У Диклана был такой же мощный ирландский акцент, как и шея. И всякий хоть раз видевший его в специальных очках «Черный кот» с линзами ночного видения и с самозарядным «Руджер П-9» на переднем сиденье сразу догадывался, что перед ним не просто водитель, но и надежный телохранитель Ричардсона.
– Нет, у меня заказан билет в Берлин.
– Тогда лучше выехать немного пораньше, сэр. Сегодня трасса на Сан-Диего было довольно сильно забита.
– Благодарю за совет, Диклан. Как насчет полвторого?
– Годится, сэр.
Хотя было уже за полночь, в окнах мастерской архитехнолога горел свет. Чтобы улучшить обзор в свете придорожных фонарей, Диклан переключил диод на линзах очков с красного цвета на зеленый – никогда не знаешь наверняка, что тебя поджидает в темноте. Разумеется, если у тебя нет таких ночных «широкоуголок», как этот «Черный кот».
– Похоже, они еще работают, – заметила Джоан, жена Ричардсона.
– Это вполне нормально, – ответил Ричардсон. – Когда я уезжал, работы у них еще было навалом. Ведь всякий раз, когда я прошу эту немчуру что-нибудь сделать, находится сотня причин, по которым они не могут сразу взяться за дело.
Здание, построенное по собственному проекту Ричардсона и обошедшееся в двадцать один миллион долларов, располагалось среди рекламных щитов с выгоревшими на солнце голливудскими красотками и имело форму стеклянного треугольника, напоминавшего нос огромной ультрасовременной яхты. Устремленная острием на восток, в сторону Голливуда, и защищенная со стороны дороги зеркальной стеной из солнцезащитных стеклянных панелей, контора Ричардсона заметно отличалась от общего архитектурного стиля Лос-Анджелеса – если только эту разнородную смесь вообще можно было назвать стилем. Как и все, что построил Ричардсон в Лос-Анджелесе, его собственный офис казался неким чужеродным образованием – по духу скорее европейским, нежели американским. И даже, может быть, занесенным сюда из другого мира. Дизайнеры и архитекторы причисляли Ричардсона к рационалистической школе, а спроектированные им здания считали образцами типично механистического подхода. В его творениях ощущалось явное влияние конструктивистских фантазий Гропиуса, Корбюзье и Стирлинга. В то же время его работы, выходя за рамки примитивной утилитарности, выражали энергичную приверженность самым последним технологическим идеям цивилизации.
– Немчура, – презрительно пробормотал Ричардсон, покачав головой.