— Что ж, тогда я ему помогу, — прошептала она, выскальзывая из его объятий. — Пусти наверх.
Гарри понравилось направление её мыслей и действий, он с радостью повиновался и с восхищением наблюдал как она сжала его бедра своими ногами, как блестят её глаза, как рассыпался по плечам каскад каштановых волос. Это зрелище затмило всё, что приходилось видеть Гарри раньше. Он медленно водил ладонями по её бёдрам и постанывал от удовольствия, чувствуя нежное скольжение её пальчиков по его груди и торсу.
Гермиона наслаждалась сама и дарила наслаждение ему. Слишком долго она шла к этому, слишком остро ощущала сейчас каждое касание. Руки Гарри обжигали её кожу, а он горел от её прикосновений. Наклонившись для поцелуя, она тесно прижалась к нему грудью. Их языки сплелись в невероятном танце страсти, выкидывая из головы последние мысли. Возбуждение нарастало с невероятной скоростью, и ей захотелось слиться с Гарри, стать единым целым. Это казалось таким правильным, естественным и просто необходимым именно сейчас.
Время будто остановилось…
— Хочу тебя… в тебя… — его голос, приобретший хриплые нотки, раздаётся у самого уха, окончательно унося Гермиону в какую-то параллельную реальность.
Освободившись из плена его губ, она чуть приподнимается и берёт в руку его предельно возбуждённый и подрагивающий от желания член. В ответ на это Гарри стонет от удовольствия и чуть подаётся бедрами вперёд, помогая ей выбрать нужное направление.
Когда головка касается её складок и начинает медленно скользить внутрь, Гарри чувствует приятную, обволакивающую тесноту и задерживает дыхание, желая запомнить и прочувствовать этот момент в полную силу. Сейчас ему кажется, что всё было предрешено заранее, что вся их с Гермионой история вела именно к этому, и что по-другому просто не могло быть.
Спустя мгновение Гермиона резко опускается, издав сдавленный стон. Острая боль чуть отрезвляет, и на её глазах выступают слёзы, но вместе с тем ощущение наполненности кажется восхитительно приятным.
— Прости, — выдыхает Гарри. — Тебе сильно больно?
Он боится пошевелиться, руки замирают на её бёдрах, а изумрудные глаза, кажется, смотрят ей прямо в душу. Смотрят с любовью, нежностью и беспокойством.
— Нет, — она начинает медленно двигаться. — Только не торопись, ладно?
Гарри кивает, подстраиваясь под её ритм и сдерживаясь изо всех сил.
Его накрывает волна эйфории от одного вида Гермионы. А ощущение того, что сейчас они близки настолько, насколько только возможно, сводит с ума. Гермиона наклоняется для поцелуя, давая ему возможность чуть ускориться и начинает постанывать в такт движениям. Боль отступила, давая возможность прочувствовать и насладиться новыми, неизведанными ранее, ощущениями.
А потом время будто понеслось вскачь.
Гарри, желая усилить их наслаждение, обхватил ладонями половинки её попки и стал помогать ей опускаться всё ниже и ниже. Его член двигался всё настойчивее и глубже, он плотно соприкасался с влажными стенками её лона, отчего стоны, слетавшие с губ Гермионы, делались всё громче и громче. Не сдерживаясь, она откинула голову и сама смяла свои груди, огласила комнату ещё одним стоном и продолжила эту умопомрачительную игру, это восхитительно сладостное скольжение. Но тут Гарри притянул её к себе и накрыл её губы поцелуем. Его язык снова скользнул в её рот и сплёлся с её языком.
— Люблю тебя… — выдохнул Гарри и одним движением столкнул её с себя.
Гермиона едва успела понять, что он задумал, как Гарри схватил её за коленки и подтянул к себе. Проникновение оказалось внезапным и тем на удивление вызвало ещё больше приятных ощущений. Теперь Гарри был сверху и сам задавал темп. Он ритмично двигал тазом, с каждым разом всё быстрее, а его взмокшее тело тесно соприкасалось с её телом. Гермиона видела, как горело его лицо, и едва сдерживала улыбку между очередным жадным вдохом. Это она принесла любимому столько удовольствия, и как же, чёрт возьми, было хорошо с ним.
— Гарри… да… любимый… — между стонами твердила она.
— Повтори… — просил он.
— Любимый!.. Да-а-а!
Её голос, её полные наслаждения стоны звучали всё громче и громче, пока она, наконец, что-то бессвязно не закричала. Гермиона экстатически выгнулась, плотно сжимая его внутри себя, а чуть погодя и Гарри издал животный рык на самом пике блаженства, ещё несколько раз судорожно вбился в её тело и замер, охваченный самым сильным в его жизни чувственным переживанием. Через какое-то время, не желая задавить любимую, он приподнялся, и их тела разъединились. Гермиона едва дышала после такого бурного акта любви и лежала на взмокшем под ней покрывале, дожидаясь Гарри. Он утёр влагу со лба и наконец тоже опустился рядом. Больше им не требовались слова для выражения своих чувств. Они молча смотрели друг на друга, невероятно счастливые, и так же молча переплели горячие пальцы рук.
— Я люблю тебя, — шепнул Гарри, поцеловав Гермиону в висок.
— И я тебя люблю, — счастливо выдохнула она, ещё ближе прильнув к нему всем телом.
Гарри прижимал Гермиону к себе, испытывая лишь одно желание: никогда больше не выпускать её из объятий. Кто бы мог подумать: ещё сегодня утром он не хотел жить, продолжая взваливать на себя все ужасы и последствия Второй магической войны, а сейчас будто заново родился. В душе словно расцвел райский сад с прекрасными растениями и сладкозвучными птичьими трелями.
Да, иногда тело гораздо умнее головы. Прикосновения Гермионы вызвали в нём такой всплеск ощущений, что все мысли о дружбе и братско-сестринской любви вмиг оказались погребены под лавой вырвавшейся наружу страсти. Они нежились в объятиях друг друга совершенно забыв о том, что где-то внизу их заждался верный рыжий друг.
***
Когда ему не открыли дверь второй раз, Рональд слегка напрягся. Ну сколько можно выбирать платье? И почему Гермиона взяла в помощники Гарри, а не его? Ведь он гораздо больше знает о том, что уместно, а что нет при визитах в Министерство. Но потом ему надоело стоять у двери и он спустился вниз, подгоняемый ароматными запахами, доносившимися с кухни.
Кикимер оказался не таким уж бесполезным существом. Уизли оторопел, увидев на столе горячие блинчики, ароматные булочки, жареный бекон, пироги и тыквенный сок. Плюнув на странности друзей — пусть там сидят закрытые, сколько влезет — он расположился за столом и принялся наслаждаться обедом.
Когда спустя час Гермиона с Гарри так и не появились, до Рона дошло, в чём дело. Ну конечно! Ему же Лаванда давно намекала, что Гермиона влюблена в Гарри, а его Лав-Лав была удивительно проницательной девушкой. И, если первой эмоцией Рона была привычная обида на друзей, то немного подумав, он сменил гнев на милость. Да ведь на самом деле даже хорошо, что так вышло! Гермиона точно вытащит Гарри из любой депрессии — с её-то настойчивостью. А у него самого будет больше свободного времени, которое он намеревался проводить с дорогой Лавандой. Тем более та постепенно шла на поправку.
Рональд улыбнулся своим мыслям и тому, как удачно всё складывается. Потом достал из кармана крошечную фигурку Крама — сувенир, утром приобретенный в одной из лавок — и торжественно произнес, щёлкнув пальцем по голове известного болгарина:
— Говорил же, что не видать тебе Гермионы, как собственных ушей! И ловец у нас самый лучший, понял?!
Крам, естественно, не ответил, но Рона это ни капельки не расстроило. Он сунул фигурку обратно в карман и направился прочь. Судя по всему, эти двое спустятся не скоро, а ему еще нужно успеть в Мунго. Так… какие же там цветы любит его Лав-Лав?