— Ну, и что ты мне скажешь, Нарыкова Маруся?
Даже отсюда, на расстоянии нескольких кварталов, он почувствовал, как растерялась Маруся.
— Сергей, это хамство! — сказала бабушка, появляясь на пороге кухни.
Сергей слушал молчание в трубке и ждал. Ждал с некоторым волнением, хотя ещё секунду назад досадовал из-за её звонка.
— Я… я хотела тебе сказать… ты был не прав, ты не должен был так… Света даже заплакала и по…
— Это всё?
Маруся помолчала, потом сказала:
— Да.
— Берегите лес от пожара, — посоветовал Сергей и повесил трубку.
— Ну знаешь, — сказала бабушка, — как ты посмел так разговаривать с девочкой? Ты, мужчина…
И бабушка туда же… Кажется, весь мир, все люди на этой планете объединились сегодня против него.
— Дай мне поесть.
Марина Павловна зажгла газ, поставила на огонь кастрюлю с судом и стала напротив Сергея.
— Что с тобой?
— Ничего…
— Я не люблю быть назойливой, но… может быть, к ненароком обидела тебя? — спросила Марина Павловна.
Сергей поднял голову и с внезапной жалостью посмотрел на бабушку, на её круглую спину, распухшие ноги в войлочных тапочках. Бабушка… большая, сильная… Почему она сейчас вдруг увиделась маленькой и беспомощной? Может, потому, что он за лето перерос её почти на голову? Сергею захотелось подняться и погладить бабушку по голове, как всегда до сих пор делала это она.
— Что ты… не обижайся, ба…
Марина Павловна, наклонив голову, посмотрела на Сергея поверх очков.
— Не надо меня жалеть. Я ещё не совсем старая.
Сергей смутился, отвёл глаза.
— Ну, что ты такое говоришь, — пробормотал он, — никто тебя и не считает старой.
Марина Павловна принялась нарезать хлеб.
— Если так, тогда скажи, где ты был так долго?
— У Славки.
— Не мог подождать, пока он придёт домой?
— Не мог… Да только ему плевать на меня с высокой горы.
— Не верю.
И тут Сергей взорвался.
— И ты не веришь?! Ну, и не надо! Можете никто не верить! Думаешь, я эту проклятую тачку сам взял? Думаешь, взял, да? Мне Ефимов её дал. Бери — для тебя старался! Товарищ! Только не говори никому… Он скромный! Я же не знал, что она краденая… Думал, он у матери на работе набрал… Скромный! Я правду тогда сказал, а она не поверила… И ещё галстук хотят отнять! Я и сам этот галстук швырнул! Я…
Сергей запнулся. Ему не хватало воздуха и не хватало слов.
Марина Павловна села на табуретку, положила руку на стол. Сухие пальцы вздрагивали. Она посидела секунду и сказала спокойно, не поднимая глаз на Сергея.
— И правильно сделал. Грош ему цена, значит, была тому галстуку. Твоему…
— Не грош, а семьдесят восемь копеек, — поправил Сергей запальчиво.
Марина Павловна кивнула, соглашаясь, и спросила, по-прежнему не глядя на Сергея.
— Что же ты так переживаешь? Из-за этих копеек?
Сергей смотрел на бабушку, не понимая, куда она клонит? Ждал, что она продолжит, но бабушка молчала, и тогда он сказал с обидой:
— Я за правду переживаю.
— За правду не переживают. За правду борются.
— Я борюсь.
— Тем, что сам швырнул галстук? Это не борьба… это, милый мой, истерика.
Сергей покраснел и отвернулся. Слёзы были близко, он напрягся, чтобы сдержать их. Бабушка не выносила слёз.
Марина Павловна тяжело поднялась, упираясь ладонями в толстые доски стола, налила в тарелку бульон и поставила перед Сергеем.
— Ешь, пока не остыл.
Сергей поспешно хлебнул, обжёгся и начал ожесточённо дуть в тарелку.
— Швырнул… Тебе легко говорить, а они все, как ненормальные. Сбор, сбор… честно признайся… Далась им эта тачка!
Бабушка пододвинула ему хлеб.
— Скажи мне, мальчик, для тебя самого тоже дело только в тачке?
— Тачка — мелочь, — поспешно сказал он, — главное не в этом.
Конечно, бабушка права. Главное не в тачке. Главное в подлости Ефимова.
— А если она не хочет верить? — неожиданно для себя вслух спросил Сергей.
Бабушка ответила так, будто слышала, о чём он думает:
— Не верит, потому что не знает, где правда.
— Ба, неужели ты ничего не можешь придумать? Помоги мне…
Марина Павловна грустно улыбнулась и покачала с отрицанием головой.
— Милый мой мальчик, я не стану ничего придумывать за тебя. Первый раз в жизни ты столкнулся с неправдой, с подлостью, и должен сам защитить то, во что веришь. А иначе всю жизнь будешь жить по чужой подсказке.
Сергей взглянул на часы. Было начало седьмого, Вальтер обещал подойти к шести. Сергей прошёл в коридор и снял курточку.