— Всё, что тебе на самом деле нужно понимать — нет необходимости ко мне ревновать. Хорошо, милый? — она отстранилась и заглянула ему в лицо чарующими золотистыми глазами. — Он же готов тебе служить. Ну, знаешь. Как пёс.
Римус не успел ни изумиться, ни ответить, потому что у неё за спиной Гарри сказал: «Цветочки!» и перевернул ведро с букетом. Лужа весело ринулась в гостиную, под ноги вернувшемуся Сириусу, тот радостно засмеялся и подхватил взвизгнувшего от восторга Гарри на руки, «Слава тебе, господи», — от души вздохнул Римус, вытаскивая палочку, чтобы навести порядок, и теперь была очередь Мэри недоумевать, чего это они так возликовали.
— Это первый раз, когда он что-то натворил у нас, — объяснил ей Сириус, стаскивая с ребёнка мокрые носки на весу.
— Мы уж не надеялись, думали, так и будет паинькой, — Римус испарил лужу и поднял опрокинутый букет.
— Продолжай в том же духе, — весело приказал Гарри Сириус. — Дальше — больше! Слава Мародёров не должна погибнуть уже во втором поколении, слышишь, мелкий?
Гарри засмеялся от щекотки, а Мэри прижала ладони к щекам:
— Вы такие милые папочки, я сейчас умру!
С Эдом у Римуса дела шли неплохо. Желтоглазый, худенький, светловолосый мальчик всё ещё смотрел на него изучающе, привыкал и дичился, но занимался прилежно. Колдовать ему нравилось.
Семья у них была интересная. Отец, Чарлз Коллинз, занимал какую-то серьёзную должность в Министерстве Магии и был просто левее некуда. У них, чистокровных не меньше Блэков, дома стоял магловский телефон, и не для красоты, все отлично умели им пользоваться; а старший сын — Джеральд — рассекал на мотоцикле, как Сириус. Джеральд вообще чем-то напоминал Римусу Сириуса, где сходством, где рифмующейся противоположностью. Он был невысокий, со свободным разворотом плеч, с длинными лёгкими светлыми кудрями, с умными глазами и беззащитной чистотой высоких идеалов в открытом лице. У Сириуса аристократизм был раненый, Сириус тушил об него сигареты и разрисовывал его татуировками, и Римус иногда думал — был бы он таким, как Джеральд, если бы?.. О матери Коллинзы говорили редко, с болью, Римус понял, она погибла, защищая Эда. Братья и сестра друг друга обожали, всегда обращались друг к другу нежно — Джерри, Лия, Эдди, — и в этом не было тени наигранности.
Предстояло первое совместное полнолуние, Эд нервничал, но старался не показывать.
В день икс Римус отвёз Гарри к маме, а Сириус заглянул в аптеку за зельями. Понадобились готовые, потому что Гарри каким-то непостижимым образом подбросил в зреющий в закрытом шкафу антиликантропин сушёных златоглазок. Шкаф они отскребали даже с помощью магии целых полчаса — может, так долго потому, что Сириус ржал, как припадочный, а Римус, помолившись в благодарности, что никто не пострадал, в картинках объяснял Гарри, почему при добавлении златоглазок зелье взорвалось. Мелкий слушал внимательно, как будто правда что-нибудь сообразил.
К Коллинзам они явились чуть заранее, дома были только Одиллия и Эд. Одиллия улыбнулась Сириусу мягко и сдержанно, тот элегантно ей поклонился. Может, они были знакомы раньше, а скорее и вовсе приходились друг другу какими-нибудь дальними родственниками. Римус поскорее пересек холл, чтобы подняться на второй этаж к Эду.
Обычно мальчик встречал луну запертым в своей комнате, в полном одиночестве. Благодаря антиликантропину его трансформации не были абсолютным кошмаром, как у Римуса в его одиннадцать, но это всё ещё был болезненный опыт перехода из одной формы в другую. Поутру сестра всегда сидела с ним, поила зельями и гладила по голове, пока не уснёт, но никто никогда не входил к нему ночью, несмотря на то, что он был в своём уме и никому бы не навредил.
— Глупости какие, — услышал Римус голос Сириуса на лестнице позади себя. — Мы пойдём гулять!
Одиллия оторопело промолчала.
Мальчик настороженно смерил их с Сириусом взглядом, но ни одного не смутил.
— Сириус Блэк, — протянул ему ладонь тот, бодрый и дружелюбный.
— Эдвин Коллинз, — представился Эд, вздёрнув острый подбородок и ответив на рукопожатие.
— Римус, можно тебя на минуточку? — заглянула к ним обеспокоенная Одиллия, и он, вздохнув, вышел за ней обратно на лестницу. Белый холл у неё за спиной сиял от закатного солнца, натёртый паркет блестел, чуть-чуть шевелились от сквозняка гладкие листья какого-то дерева в кадке. — Вы же это не серьёзно? Что это значит — гулять? И мистер Блэк тоже оборотень?
— Нет, — Римус даже удивился, услышав в адрес Сириуса дурацкое «мистер Блэк». — Но он тоже умеет при случае покрываться шерстью, и для него такие «прогулки» — обычное дело с тех пор, как нам исполнилось пятнадцать. Всё абсолютно безопасно, Одиллия. Мы с Эдом пьём зелья, они сохраняют разум. И гулять будем в лесу, а не по Лондону. Всё будет хорошо, вот увидишь.
Брови у неё были заломлены от беспокойства, но она кивнула.
— Хорошо. Я доверяю тебе, Римус.
Вернувшись в комнату Эда, он застал Сириуса сидящим на письменном столе.
— Хватит ныть, — говорил он мальчику. — Римус отличный учитель, придёт время — аттестуешься, получишь свой диплом гособразца. А к тому времени Римус придумает заклинание толерантности, которым можно заколдовать сразу целую страну — да, Лунатик? — Сириус ему подмигнул. Эд смотрел на Сириуса во все глаза, и Римус его понимал: ещё бы, у него на столе сидела настоящая энциклопедия свободы. — Или папенька твой подсуетится и какой-нибудь декрет протащит. Чего ты себя хоронишь?
— Так это правда, что твои друзья научились становиться животными только ради тебя? — спросил Эд живо, посчитав вопрос риторическим и обернувшись всем телом к Римусу.
Сириус закатил глаза.
— Ты меня дважды переспросил, теперь к нему пристаёшь. Думаешь, он тебе что-то другое скажет? Да, у оборотней бывают друзья, — отчеканил он со звонкой весёлостью в голосе. — Да, оборотней можно любить. Да, у оборотней может быть семья и профессиональная реализация. В конце концов, всё это зависит только от тебя, а не от твоей мохнатой части.
Римусу казалось, что Сириус говорит это не Эду, а ему самому, одиннадцатилетнему. Это было чудовищно больно, но ложилось глубоко и правильно, словно что-то краеугольно-недостающее проталкивалось на своё место в покосившейся кладке его личности. Может быть, Сириус заметил это в нём — может, он вообще только ради этого потащился за ним к Коллинзам. Римус свинтил крышечки с аптечных склянок для себя и Эдвина, Сириус спрыгнул со стола и приобнял его за талию со спины, не слишком откровенно, но в целом недвусмысленно. Эд хрюкнул зельем от неожиданности, Римус засмеялся, мимолётно подумав — а ведь Сириус не делает ничего такого, чего не делал бы раньше. Сколько же он упускал, отсекая, не придавая значения?.. А что, всем вокруг всё было очевидно, как сейчас Эду?.. Об этом говорила Мэри?..
— Гулять? — сказал он, чтобы что-нибудь сказать.
С тех пор полнолуния Эд называл только словом «гулять». Он вернулся домой утром в абсолютной эйфории, хотя ничего особенного они не делали: носились по лесу, как дураки, пугали птиц и выли на луну. Он был в таком восторге, что, кажется, даже болей от трансформации не чувствовал. Он бросился на шею Римусу, потом сестре, потом выглянувшему на его радостные восклицания Джеральду. Тот удивлённо улыбнулся и увёл его наверх, принимать зелья и отдыхать. У Одиллии на глаза навернулись слёзы. Она, скорее всего, и так не позволила бы себе лишнего, она же не Тонкс и не Мэри. Но Римус всё равно предупредил её, что на сегодня с него объятий достаточно, и не спрятался за Сириуса только потому, что, в отличие от Эдвина, хотел бы двигаться как можно меньше.
— Я не видела его таким с тех самых пор, как его укусили, — призналась Одиллия.
Римус заверил её, что очень рад, но предпочёл бы радоваться лёжа и, желательно, после хорошей дозы обезболивающего. Она смутилась, спохватилась и, наконец, отпустила их с Сириусом.
Дома Римусу хотелось сжаться в комок на манер девятипоясного броненосца, но Сириус заставил его расправиться на кровати и сел рядом, чтобы гладить по спине тёплыми ладонями, прижимая их плотно, но не слишком, ровно так, как нужно.