«Смотрите, это та улица, по которой я приехал из гавани сюда, не так ли?»: «Из какой гавани?!» /Тут я озадаченно огляделся: действительно, здесь же две гавани/ как мне говорили на том суденышке! И тут наконец он сам заговорил о том, как делится остров.:
«По обе стороны от Большой оси, общей шириной в 500 метров, проходит так называемая «нейтральная полоса» со всякими административными зданиями и музеями.» (Ну да, я знаю; «и так далее».) Нейтральными являются также «Лесной приют» и «У ворот». А также аэродром и ракетные площадки; а вот там уже… справа, вон там. Куда я показываю.» «Остальную часть правой стороны занимает Свободный Мир…» И в ответ на мой удивленный жест — я даже развел руками: «Ах, з-звините; мало ли о чем мы тут говорим между собой».: «Кто это «мы»?» (но он уклонился от ответа и с жаром продолжал рассказывать):
«На левой строне — государства Восточного блока: вон там: комплекс — э-э-м-м: высотных зданий.» / «Как у вас называется эта громадина с куполом наверху?» спросил я / как бы между прочим — я сделал это настолько удачно, что он попался на эту удочку и проблеял глумливым козлетоном: «Кремль». Но тут же, увидев, что я записываю в блокнот его слова, напустил на себя невообразимую серьезность и героически поправился: «Большой универмаг левой половины».
И на каждой стороне свой собственный порт?: Со своими складами, всякого рода служебными помещениями и постройками, с собственными маяками: справа бело-зеленый свет; слева — вон-вон, смотрите: это как раз левый борт! красный. / Неужели эти различия соблюдаются так строго?!
Ну разумеется!: «Видите, там, по обеим сторонам «палубы», машинные отделения? — Да; длиной 800 метров, шириной почти столько же. Гребные винты острова находятся слева на русском, справа на североамериканском — э-э, попечении.»
На каждой стороне свой стадион; свои парки и пашни. / Американцы построили чудный городок (правда, улицы в нем проложены отвратительно, в шахматном порядке) для людей искусства: «Поэтический уголок; да» / У русских с дюжину высоченных (но главное, широких; фасады порой достигают сотни метров в ширину!) высотных домов.
Гм. — .
«Еще несколько вопросов» сказал я: «Остров, насколько мне известно, состоит из отдельных стальных камер; каковы их размеры; сколько их?»: Каждая камера высотой 16 метров; площадь поперечного сечения 10 на 10. Всего их 123 тысячи; собирали их в течение пяти лет. / «А из каких источников финансировалось строительство?»: Первоначально за счет одного процента от расходов на вооружения стран-участниц: то есть все эти пять лет». / «Это произошло — насколько мне помнится — в 1980 году?»: «Да; к этому времени остров был уже готов. В 2030 году будет построен новый: в точности повторяя старую модель — ту, что перед вами, — в лучшем случае приводные механизмы будут усовершенствованы согласно требованиям времени.» (Целый год малотоннажные грузовые суда возили одну лишь землю. И гумус; пока все не было аккуратно покрыто слоем почвы.)
А какой взят курс?: объявлен для всеобщего сведения на месяц вперед. «Мы избегаем по возможности штормовых районов и предпочитаем субтропические широты: Саргассово море & штили, безветрие. Как раз сейчас мы держим курс на такую область в северной части нашего Тихого океана.» (В Центральной Атлантике была такая же, хорошо известная. Но и к юго-востоку от Новой Зеландии есть еще одна, поменьше: повсюду, куда ни кинешь вгляд, тишь да желто-зеленый цвет; водяные растения, водоросли, ни тебе течений, ни смерчей; прелестно.)
«А заходите все же, насколько мне известно, в совершенно определенные свободные порты?» / Разумеется: я сам сел на корабль в Юрике. В Южной Америке это Вальпараисо; в Африке Капштадт. Россию, Китай, Индию и близлежащие области обслуживает индийский порт Перт (когда-то принадлежавший Австралии). В этих четырех арсеналах все страны сгружали доставшиеся им в наследство сокровища искусства, банки с консервами; вообще все заказанное. -
(Уже 17 часов!): «Благодарю Вас! Пока этого достаточно», (произнеся это с изысканной надменностью: именно так полагается разговаривать с чиновниками.)[105] / Он подавил бурлившее в нем негодование. И уж никоим образом не вышвырнул меня с платформы. Более того — он проводил меня до лифта. / И даже открыл мне дверь кабины на втором этаже: «Статистическое бюро направо; за углом. — Нет!: Меня зовут служебные обязанности!». (И опустился в бездну.).
На красных кокосовых дорожках (чем дальше от помещений, где идет прием посетителей, тем они становятся тверже). (Все-таки следует воздать должное тому, как они меня встретили, дав возможность побыть одному, без излишних треволнений: я смог хотя бы, не стесняясь ничьим присутствием, разглядывать висящие на стенах картины. (Т. е. скорее всего, пожалуй, за мной вели наблюдение сквозь какую-нибудь дырочку: ну а где сегодня обойдешься без этого?!) Ну конечно же, сплошь оригиналы: просто трюк какой-то — надо же устроить так, чтобы тебя здесь окружали толпой лучшие мастера мира!/ Вот медальон, из которого мне приветливо улыбался мужчина с окладистой бородой: «Жюль Верн»? / Ни разу не слышал о таком! — (Хотя наверняка он был автором какого-нибудь знаменитого изобретения, ведь недаром под его портретом стояло что-то вроде «чей творческий дух»; дата МРССС) и за ней еще хвостик из чисел такой же длины, XXVIII, увы: как складно, как ловко читается дата «1828»; и как ради этого приходится поломать голову!)) / Там сям малая скульптура. (Может быть, это изобретатель пишущей машинки?: 1800 и т. д. — годы вроде сходятся).[106] / От времени до времени появлялась стенографистка, прохаживавшаяся эластичной походкой; по-индийски гладко расчесанная на прямой пробор; или даже черная как уголь, с лицом, казалось, созданным для того, чтобы ловить метеоры, а не поцелуи земных мужчин: всех их я спрашивал о местонахождении Статистического бюро, как только они возникали передо мной, стараясь со всей скромностью прошмыгнуть мимо (и каждая показывала мне на один и тот же, становящийся все ближе дверной проем из темного дуба: малютки были на диво аппетитны, ничего не скажешь!).
Номер два, пять: Восемь! Два пять восемь, двести пятьдесят восемь, верно; значит, здесь:? / «Войдите!» — (О, я помешал?: перед ним лежала большая папка для бумаг, предназначенных на подпись; он читал их и подписывал. Поднял, все еще не отрывая глаз от бумаг, руку: «Нисколько! Я —» (тут он перевернул страницу; кончик карандаша забегал быстрее) — «уже. — , -.: закончил». Передал папку ожидавшей рядом, такого же субтропического типа, красотке. Отодвинул стул. Подвел меня к стоявшим в углу кожаным креслам. — (И нога на ногу; и блокнот наготове!).).
«Готов ответить на любые ваши вопросы. — Топография острова Вам, стало быть, еще совершенно неизвестна?»: «Ну, а кому она известна?» ответил я: «В лучшем случае на глаза попадаются идиотские пепельницы в виде острова, «Привет из ИРАС»; и агирские фризы: — сплошной Клод Лоррен да Уильям Тёрнер. — Ну, что еще? — апартаменты с погруженными в чтение или пылко дебатирующими поэтами; художники-моменталисты в своих мастерских: все, что нам считают уместным показать по телевидению. — Могу ли я для начала узнать о количестве жителей?». / (Под столом уже предусмотрительно был поставлен ящичек с картотекой. Он осторожно приподнял темнозеленую стальную пластинку; открыть так, чтобы произвести впечатление (как будто мне в сей момент поведают что-то в высшей степени доверительное: комедия, да и только!): в ящичке я увидел множество официальных бумаг, карточек и бланков, которые, казалось, только и ждали, чтобы всем скопом наброситься на меня с ответами.):
106
Разумеется, широко известный в свое время французский популярный писатель, чье «Путешествие к центру Земли» наш немец Шторм взял себе за образец при написании своей «Регентруды». (См. мою «Программу для гимназий», Бонн, 1966.)