Лицо Антонины Михайловны выражало только вежливую скуку.
— Сейчас, Антонина Михайловна, вы пойдёте и повесите это творение туда, откуда вы его сорвали!
Он бережно скатал плакат рисунком внутрь и протянул его тёте Тонне. Та вскочила и отшатнулась от стола, словно ей подавали не лист бумаги, а шипящую змею.
— Повесить?! Этот самый пасквиль?! Да что вы, Николай Серапионович!
— Да, повесить туда, где она висела! Мягкий голос начальника лагеря приобрёл властность и силу. — Это не пасквиль и не фальшивка… Это, если хотите проявление детской самодеятельности…
— Я не могу с вами согласиться…
— А придётся! Да поймите, упрямая вы голова, чему вы учите ребят! Вы же учите их отмахиваться от критики! Если вам можно сдирать сатирический листок, то почему же этого нельзя делать каким-нибудь Коле или Оле, о плохом поведении которых напишет стенная газета!
Антонина Михайловна схватила свёрнутый плакат.
— Хорошо! Хорошо, Николай Серапионович! — захлёбываясь словами, заговорила она. — Я, конечно, повешу! Я повешу! Но я должна вам заявить… что я больше не могу быть вашей пионервожатой…
— Я очень рад, что вы сами это поняли, Тонечка! — преете сказал Николай Серапионович. — Я тоже считаю, что эта работа вам не подходит! Вы вслушайтесь в само слово: во-жа-та-я! Это — не надзиратель! Не учитель! Не администратор! Это — старший друг ребят, человек, который ведёт их, которому они открывают свои души, свои сомнения… Вот, что такое вожатая! Не всякий сможет выполнять эту работу. Тут нужна огромная чуткость и доброта и главное, молодость, даже, я сказал бы детство души и сердца… Да! У вожатого должны быть детские душа и сердце, а разум и знания взрослого человека…
— Ну, я ещё не собираюсь впадать в детство! — обозлилась Антонина Михайловна. — И я вам прямо заявляю, Николай Серапионович, что не согласна с вашими установочками! Не согласна! И буду жаловаться!
Большая, грузная, вскинув голову, она прошествовала по комнате и сердито грохнула дверью.
Николай Серапионович огорчённо покачал головой.
49. Что справедливо и что нет
Совещание актива пионерского лагеря Николай Серапионович назначил на пять часов вечера, и к удивлению многих, в открытом павильоне читальни. И в это же время на спортплощадке должен был состояться футбольный матч команд «Непобедимые» и «Красный луч».
На часах ещё было без четверти пять, а весь актив уже нетерпеливо ёрзал на низеньких скамеечках и табуретках, расставленных вокруг столов. Затем начали подходить вожатые и воспитатели. А без пяти пять по читальне, словно порыв ветерка, прокатился шёпот:
— Идут! Идут!
Начальник лагеря подошёл к крайнему столику, за которым обычно сидела библиотекарь, и улыбнулся.
— Сегодня мы собрались здесь, чтобы обсудить план дальнейшей работы лагеря и одновременно поговорить о той карикатуре, которую вывесили наши неизвестные художники… Но, начнём с карикатуры… Как вы считаете — справедлива она или нет?
— Конечно, нет! — сорвалась с места Наташа-Тихоня и яростно затрясла своими кудряшками. — Это просто хулиганство… За такое оскорбление личности начальника лагеря и старшей пионервожатой следует строго наказывать…
Лицо Николая Серапионовича передёрнулось, словно попробовал что-то очень кислое.
— Оскорбить своих руководителей, которые всё время, повседневно заботятся о тебе, — это просто подлость!
Откинув кудряшки с раскрасневшегося лица, Наташа села.
— А ещё какие есть мнения? — по-прежнему спокойным тоном спросил Николай Серапионович.
Стало очень тихо. Ребята смотрели в пол.
— Ну?! Так справедлива карикатура или нет? — повторил свой вопрос начальник лагеря.
Алёшка Комов исподлобья окинул взглядом нахмуренные лица товарищей и, покраснев, выкрикнул:
— Да! Справедлива!
— Справедлива! — поддержал друга Витька Олейников.
Тётя Тонна бросила на мальчишек ледяной взгляд, а Николай Серапионович улыбнулся и кивнул головой.
— Справедлива, да не совсем! — крикнула Зина Симакова.
— А ну, Симакова! В чём же справедлива и в чём несправедлива карикатура? — заинтересованно спросил Николай Серапионович.
Зина встала, развела руками, и широкое лицо её стало растерянным.