— Ну… Я так считаю… Мне кажется…
— Смелее, смелее, девочка! — подбодрил её начальник лагеря.
— Ну, я думаю, что про скуку в лагере, про всякие там скучные мероприятия — это правда, это справедливо. Ну, про то, что… — Зина запнулась. — Что отдыхать не дают. И про доктора нашего… Это напрасно написано…
— Правильно! Верно!
Вокруг читальни загремели аплодисменты. Активисты оглянулись и увидели, что всё население лагеря столпилось около открытого павильона. Юркие малыши из первого отряда выглядывали, просунув головы сквозь лёгкую деревянную, решётчатую ограду. За ними стеной стояли ребята и других отрядов, у входа толпились обе футбольные команды — одна в белых майках, другая — в красных. Среди футболистов красной бронзой отливало загорелое лицо Арташеса Геворковича. Даже работники кухни с интересом высовывали свои белые колпаки из-за спин ребят.
Антонина Михайловна нахмурила брови и хотела что-то сказать, но Николай Серапионович опередил её:
— Вот, говорят, что у нас проводятся только скучные мероприятия! — воскликнул он и весело рассмеялся. — А сегодня на наше мероприятие даже незваные пришли… — Он заметил, что кое-кто из ребят попятился. — Ладно, ладно! Оставайтесь! У нас секретов нет! Только не мешайте! — Зоркими, весёлыми глазами он посмотрел на активистов. — Я во многом согласен с Зиной Симаковой. Доктору нашему, конечно, попало в карикатуре ни за что, ни про что! Она только выполняла свой долг, поступала так, как требует медицина. Ну, а нам с Антониной Михайловной… — Начальник лагеря на секунду замолчал и посмотрел на внимательные, насторожённые лица ребят. — Нам, я считаю, попало совершенно правильно! Мы, действительно, всё ещё не учли многие пожелания ребят. Критику в свой адрес мы принимаем. И недостатки постараемся устранить!
Насторожённые лица ребят словно отмякли и потеплели.
— Ребята! — выкрикнул Витька Олейников. — Ура, ребята, нашему Николаю Серапионовичу и Антонине Михайловне!
Ребята захлопали в ладоши, заорали «ура!». Начальник лагеря с трудом унял их.
— Тише! Тише! — Он поднял руку. — Давайте продолжать! — И когда шум смолк, он спросил: — Мне хотелось бы знать неизвестных нам авторов карикатуры. Кто её рисовал, кто писал стихи?
Снова наступила насторожённая тишина.
— Ребята! — нахмурившись заговорил Николай Серапионович. — Вы знаете, что когда-то, ещё при царизме, отважные революционеры с риском для жизни выпускали подпольные революционные газеты и листовки. Это было доблестью, потому что царские власти и жандармы боялись народа, старались скрывать от него правду. Доблестно действовали и герои-подпольщики, которые в чёрные дни фашистской оккупации в тылу врага, рискуя жизнью, распространяли листовки, рассказывающие правду о победах советских войск. Но сейчас в нашей свободной стране, где народ хозяин своей судьбы, сейчас скрывать своё авторство, бояться прямо высказать своё мнение — это трусость. А я уверен, что среди пионеров нет и не может быть трусов. Поэтому я прямо спрашиваю: кто авторы этой карикатуры? Кто рисовал её и писал стихи?
Ребята молча переглядывались.
И вдруг среди тишины стукнула отодвигаемая табуретка поднялся Андрюшка Зубов. Он шмыгнул юсом и проговорил:
— Я писал стихи к карикатуре.
Сквозь толпу протиснулся долговязый Сергей Быков. Он сдёрнул с рыжей головы шапочку-«испанку».
— Я рисовал карикатуру, — сказал он, становясь рядом с Андреем.
— Мы это сделали, Николай Серапионович, повторил Андрей.
Николай Серапионович удовлетворённо кивнул головой. Потом он протянул руку, взял со стола злополучную карикатуру и развернул её.
— Ну, чтобы закончить с этим делом, я хочу ещё высказать вам, товарищи авторы, пару замечаний… — Он взглянул на карикатуру. — По-моему, в построении, в композиции этого рисунка вы допустили один просчёт. Кто у вас здесь, так сказать, главный виновник, основной объект критики? Получается, что наш доктор, Зоя Борисовна, её вы изобразили в виде весов… А мы с Антониной Михайловной — только гирьки. Но разве это правильно, разве Зоя Борисовна решает — идти в поход или нет?
— Вы решаете, Николай Серапионович! — уже смелее заговорил Серёжка. — Но для весов вы просто не подходите… Понимаете…
Он замялся.
— Да, для весов я не подхожу! — расхохотался начальник лагеря. — Фигура не та! Но карикатура, друзья мои, — дело тонкое. Вы не учли этого и понапрасну обидели нашего доктора…
— Мы извиняемся перед Зоей Борисовной! — мрачным голосом проговорил Андрей.
— Вот это другое дело… Но, кстати, и в стихах твоих, Андрей, тоже очень много пересола! Ну, ладно. Теперь второе замечание. Не стоило бы вам выступать в роли анонимщиков. Выпустили бы свою карикатуру — и смело, открыто повесили бы её. Это было бы честно, по-пионерски! — Николай Серапионович свернул карикатуру. — Садитесь! Теперь перейдём к утверждению плана работы лагеря на август… Антонина Михайловна, пожалуйста!