Лисовин нашел полицейского, который знал Третьяка до его назначения на должность в Локте. Это был некий господин Авдеев, который при большевиках был осужден по уголовной статье на пять лет. И Третьяк имел отношение к его тюремному сроку.
Он просмотрел наспех заполненное личное дело Авдеева.
— Но этот человек бывший уголовник, — сказал он в управлении кадров.
— И что с того? — спросил его пожилой полицейский. — У нас этого добра навалом.
— А вас не смущает что уголовник, а не просто мелкий аферист, служит в полиции?
— Авдеев рядовой охранного взвода, господин Лисовин. Он не начальник полиции. Хотя и начальник у нас птица странная. Бывший следователь из прокуратуры РСФСР. Бывший член ВКП (б). Вот так вот.
— Я хорошо знаю кто такой господин Третьяк. Меня сейчас интересует вот этот Авдеев.
— Господин Лисовин, у меня работы выше крыши! Зашиваюсь! Мне некогда разбираться с их данными. Немцы требует порядка в личных делах. Я пытаюсь его навести. А грамотных помощников нет. Дали двух молодых пареньков. Но они и писать грамотно не умеют. Всё на моей шее.
— Здесь сказано, что Авдеев был арестован в свое время, следователем Третьяком.
— Насчёт ареста не знаю, но снимал тогда с него допрос именно следователь прокуратуры Иван Петрович Третьяк. И он сам этот подтвердил.
— Вы рассказали Третьяку про Авдеева?
— Рассказал. Думал он посмеётся. Но господин Третьяк даже не улыбнулся.
— А что в этом смешного? — спросил Лисовин.
— Превратности судьбы, господин Лисовин. У вас все? Мне нужно работать.
— Я могу взять это дело?
— Дело Авдеева? Берите. Но мне нужно записать это в книгу. «Дело рядового взвода охраны Авдеева взято следователем Лисовиным для изучения». И ваша подпись. Вот здесь.
Лисовин расписался.
— Отлично. Можете его взять.
Когда Лисовин вышел из кабинета, пожилой обратился к молодым сотрудникам:
— Видали? Начал копать.
— А чего копать, дядя Фома? Авдеев этот не нашенский.
— Да не в Авдееве дело. Чего под него копать-то? Копает Лисовин под начальника полиции.
— Как?
— А вот так. Не появись Третьяк в наших краях, быть бы на этой должности Лисовину.
— Третьяк в чести у немцев. Чего ему какой-то Лисовин.
— А ты погоди. Еще посмотрим чья возьмет, — усмехнулся пожилой…
Авдеев ныне служил во взводе охраны, и вызвать его было довольно просто. Лисовин и повод придумал, дабы Третьяк чего не заподозрил.
— Вы господин Авдеев, как я слышал, знали ранее господина Третьяка?
— А как мне его не знать, когда он в свое время посадил меня за решетку. Хотя по делу проходил не я один, а еще много людей.
— И вас посадили в тюрьму?
— Да, господин следователь.
— А по какому делу?
— Я был в составе группы людей, которые известны как «Золотая банда».
Лисовин слышал про это дело.
— Вы из Золотой банды?
— Был среди них. Много мы тогда взяли. Но не свезло.
— Вы искали ценности князя Голицына? Знаменитая малахитовая шкатулка! Я прав?
— У нас много чего было помимо шкатулки. Но и голицынские цацки были.
— Шкатулку нашли? — спросил Лисовин. — Это точно?
— Я сам не видал. Врать не стану. Но наши говорили, что она была.
Лисовин знал — после того, как банду взяли — шкатулки не нашли.
— Но, когда банду вашу брали, при них шкатулки не было.
— Не я был главным. Среди наших слух был, что шкатулку нашли. Наш главный по кличке Корень с Линем и Французом нашли. Но Корень решил себе все добро «скрысить». Это Линь сказал. Не желает, мол, Корень с нами добром делиться. С Корня спросить братва хотела, но вязли нас.
— А что Третьяк?
— Он с меня первый допрос снимал тогда. И интересовала его именно малахитовая шкатулка Голицына. Обещал мне много чего, если я про шкатулку ему расскажу.
— И вы не «раскололись» на следствии?
— Я рассказал все что знал, но главное мне не было известно. Как и большинству «золотых». Всё знал только Корень.
— Уголовник Степан Иванович Назаров по кличке Корень.
— Я не знаю его имени. Для всех он был Корень и все.
— И он ничего не сказал?
— Я же сказал, что слух пошлел, что добро голицынское Корень для себя припрятал. Так братва болтала. Мы тогда собрались и решили спросить с него. Но попали в мусорскую засаду.
— Я спросил не о том, Авдеев. Корень на следствии что-то показал?
— Нет. Корень крепкий мужик. Мусоров люто ненавидел. Погиб в тюрьме.