МАДАГАСКАР – ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ СЕРИЯ
Колония на Мадагаскаре в альтернативных пятидесятых годах сделалась только лишь источником неприятностей и хлопот. Правительство негласно начало выпрашивать французов, а нет ли у них желания выкупить остров назад, пускай даже за часть той суммы, что была выплачена десять лет назад, но французы только выразительно стучали себя по лбу. Хотели колоний – имейте теперь.
А польскому обществу мадагаскарские проблемы тоже были выше крыши. Тема, поначалу экзотическая и любопытная, приелась и сделалась исключительно скучной. Оппозиционная пресса расписывала о том, какие сумасшедшие деньги идут на содержание острова, о польской администрации на нем и, якобы, виллах под пальмами и других тропических радостях, которых у польских политиков из верхних эшелонов власти просто девать некуда.
В 1951 году Польша признала независимость Мадагаскара, но Варшава эту независимость контролировала. Участие в контроле было предложено еще и Парижу который – хотя бы учитывая наличие собственных граждан на острове – отказать не мог.
После того, как с мачты спустили польский флаг и подняли мальгашский, после того, как бывшие колонизаторы и колонизированные пожали друг другу руки, Республика забрала с острова администрацию и часть военных соединений, оставляя на месте лишь нескольких консультантов и немного солдат. А еще – взбешенных польских колонистов, которые едва-едва выживали на глинистой и неурожайной земле Мадагаскара.
Нас сюда заманили, нам обещали достойную жизнь взамен за тяжкий труд, теперь же Польша от нас отвернулась, и за тяжкий труд мы получаем еще более тяжкую жизнь, - писал в своем дневнике один из колонистов. – Неожиданно мы сделались обитателями страны, с которой нас ничего не связывало, которая была страной бедной и отсталой. Тогда зачем мы выезжали из отсталой Польши, чтобы жить в еще более отсталой стране? К тому же, управляемой теми, кого Республика так долго гнобила? И к которым, не скрываю, мы редко относились, как к равным себе. И как теперь устанавливать с ними отношения? Как глядеть им в глаза? Где прятаться, если они начнут искать мести? Или нам всем перебраться в стены польского форта, который нам здесь милостив оставили?
ЗАВЫШЕННЫЕ ОЖИДАНИЯ
В пятидесятых годах в параллельном мире появились первые признаки кризиса. Международные кредиты, пускай и данные под низкий процент, нужно было выплачивать, не говоря уже про несчастную рассрочку за Мадагаскар. Государственный интервенционизм привел к тому, что Польше удалось в значительной степени сделаться промышленной, расширить инфраструктуру, но с другой стороны, подобная система тормозила предпринимательство снизу. Ожидания общества в отношении к реальной экономической ситуации, к тому же еще и искаженной пропагандой успеха, были слишком высокими, и несмотря на размещение части промышленного производства в провинции, село не было хорошо развитым, в города постоянно прибывало много людей, ищущих работу. Масштаб безработицы был гораздо ниже, чем до войны, заработки повысились, но недостаточно высоко. И случилось именно то, что часто случается в подобных ситуациях, ведь определенное улучшение бытовых условий порождает еще более высокие стремления. Аппетит растет по мере еды, и граждане начали требовать больше, чем Польша была в состоянии им дать. И существует ведь правило, что революции вспыхивают не тогда, когда нечего в кастрюлю положить, но тогда, когда становится чуточку полегче и получше.
Так что, все чаще стали происходить уличные протесты недовольных рабочих и безработных. Социализм, которого поляки не познали, для многих все так же счиался решением, потому на улицах вновь появились красные штурмовые бригады. Власть отреагировала именно так, как и следовало ожидать, то есть арестами левых активистов. Заслуженная Береза снова заполнилась.
К протестующим на сей раз присоединилась и либеральная оппозиция, требующая демократизации политической системы. И, что любопытно, президентский лагерь осудил эти протесты весьма умеренно.
Верховный Вождь уже знал, что идут тяжелые времена.
МЕЖДУМОРЬЕ РАСПАДАЕТСЯ
Альтернативная Республика не была в состоянии удержать сильный блок государств между Балтийским, Адриатическим и Черным морями. Уж слишком слабой была ее сила воздействия и – по причине усталости от внутренних и приграничных проблем – небольшая фактическая возможность предоставления союзникам возможной военной помощи. Чехи вместе с австрийцами установили более тесные связи с послегерманскими государствами и с Западом. Балтийские страны предпочитали сотрудничать, скорее, со Скандинавией, чем с совершенно непривлекательной Польшей. Объединенная с Варшавой в единую федерацию Словакия, успокоенная относительно стабильной международной ситуацией, начала чего-то там заикаться о независимости. Все так же с Польшей стратегически была связана Венгрия, у которой имелись собственные проблемы в регионе – она никак не могла потерпеть утраты Трансильвании и Воеводины, что приводило ее к конфликту с Румынией и Югославией. Действующий уже с какого-то времени трансатлантический союз установления безопасности ослаблял связи в Междуморье, и государства региона вернулись к классической политике взаимных "игр" и установлению региональных временных альянсов.
ГЛАВА VI
ЧТО БЫЛО БЫ С ТОЙ ПОЛЬШЕЙ?
Предполагая, что Польше были предоставлены гигантские кредиты, я выбрал наименее правдоподобный сценарий (хотя весьма серьезно об этом говорил Эугениуш Квятковский в цитированном выше высказывании)[77]. Ведь очень сложно решить, а было бы у англосаксов откуда наскрести столь большие средства, предоставленных Польше в виде кредитов. Но я предположил, что было откуда, и что денег этих хватило для реализации намерений и планов междувоенной Жечипосполиты. В этом альтернативном видении речь идет о попытке представить себе некую польскую мечту, которая – раз! – и исполнилась, о ситуации практически идеальной, которую Вторая Республика видела в собственных снах.
Но подобное фантазирование не имеет смысла, если не поместить его в реальном контексте. И, если можно представить такую внешнюю ситуацию, в которой от Польши были бы отодвинуты смертельные для нее угрозы (погружающийся в маразме и коллапсе Советский Союз, политически разбитая Германия), то внутреннюю ситуацию в Польше так подрихтовать уже не удастся.
Причина добровольного предложения Польше союзниками столь гигантской помощи не сильно отличается, как я уже вспоминал, от той, что была предложена Джорджем Фридманом в книге Последующие 100 лет. Разве что это его видение было перенесено почти что на сто лет назад.. В футуристическом сценарии Фридмана Польшу должны подкрепить США для того, чтобы держать под шахом все более ассертивных и агрессивных русских. В сценарии, в котором коалиция их Франции, Великобритании и Польши громит Германию, причин для укрепления Польши даже больше: Европе необходимо защищаться не только от России в ее советском издании, но и перед возрождением германской мощи.
Но Фридман, как мне кажется, в своих рассуждениях делает весьма существенную ошибку. Дело в том, что он предполагает, что достаточно будет Польше подкинуть оружия и финансов, и откроется потенциал, достаточный, чтобы она стала самой настоящей державой.
Фридман, к примеру, предвидит, что после распада России и ослабления государственных структур Украины и Беларуси такая дополнительно вооруженная и финансово подкрепленная Польша вернется на Кресы и таким образом будет дополнительно укреплена.
Сложно, правда, представить это укрепление Польши, следующее из неожиданной потребности сопрячь гигантские территории Беларуси и Украины в свою хозяйственную, общественную, инфраструктурную и всякую иную систему. У Польши всегда были серьезные проблемы с освоением даже собственного пространства, что уже говорить об аннексии соседских территорий. Достаточно вспомнить, сколько проблем было с Заользьем. Или поехать на современные послегерманские западные земли, чтобы своими глазами увидеть цивилизационное поражение Польши на этих территориях, ведь Польша до сих пор не в состоянии справиться с тем, что оставили там немцы – и похоже, что уже нельзя валить вину за нынешнее положение вещей на сорок лет ПНР и чувство временности колонизаторов этих земель. ПНР ведь закончилась четверть века назад, а жители западных земель давно уже не боятся, что вернутся немцы и все у них отберут, потому и нет смысла в них вкладывать средства. Впрочем, отсутствия цивилизационного лейтмотива Польши более всего боятся в ее трагическом культурном пейзаже – в деревнях, выглядящих как соединение всего со всем, и городах, осваиваемых людьми, лишенными чувства непрерывности с теми, кто эти города создавал. Речь идет о том, что способ, каким поляки пользуются собственными городами, склоняет к размышлениям, что они совершенно не чувствуют и не понимают архитектуры и урбанистики. Это в чем-то походит на то, каким образом нынешние обитатели Туниса осваивали давние французские кварталы Туниса. И речь не идет только лишь о принадлежащих Польше постнемецких территориях. Четко видно, что современные поляки не ведут себя как непосредственные наследники даже тех, которые создавали польские города и в других, этнически польских регионах страны.