Медленно и неуловимо ослабевало напряжение между учительницей и служанкой: учительница отказывалась, избавлялась от предрассудков. Обе женщины сближались, пока не подружились. Дарина и раньше замечала — еще бы! — что Паулинка так и светится любовью. Кто-то тайно ходил к Паулинке. Да и сама Паулинка чувствовала, что не утаить ей любви в выражении глаз и лица. И призналась, что ходит к ней муж. Опасными были эти свидания, но Дарина представить себе не могла более прекрасной любви. В любви этих двух людей видела она пример и для себя. Сама тосковала, вспоминала о Томаше. Она ничего не знала о нем.
Когда Томаша выпустили из тюрьмы, она призналась Паулинке:
— Томаш уже два дня дома, а еще не показывался…
— Так покажитесь вы ему! — просто сказала Паулинка. — А то все у вас как-то по-лютерански выходит: ждать да страдать…
В любви для Паулинки понимать друг друга было ценнее, чем приносить жертвы.
Напрасно Менкина, выйдя из тюрьмы, старался выяснить обстоятельства своего ареста.
Многое тогда было неясным. Многое останется неясным навсегда. Никто не знал тогда, как и теперь не знает, почему, как, в какой связи разразилась катастрофа, когда Томаш из любезности пронес десять-двадцать шагов два тяжелых, набитых антигосударственным содержимым чемодана.
Лянцушко, второй метранпаж типографии «Гардиста», бывшей «Мелантрих», сказал то, что счел нужным. Полицейский фотограф увековечил вспухшее лицо, протоколист — гордый ответ:
«Что вам от меня надо? Я коммунист, а вы полицейские. Есть у вас против меня что-нибудь, есть доказательства — судите меня, но ни о чем не спрашивайте. Ничего я вам не скажу».
Так отвечал на допросе второй метранпаж Лянцушко. Его показание на веки вечные зафиксировано в протоколе, его лицо — на полицейском снимке, но ни Менкина, ни Лычкова, мать Павола Лычко, никогда не узнают, почему, как, при каких обстоятельствах должен был перейти на нелегальное положение Павол Лычко, ближайший товарищ, член Центрального Комитета партии.
А Павол Лычко получил тогда предупреждение: сейчас же переменить климат. И сказал он жене своей Вере:
— Придется нам совершить прогулку, девушка. — Предупреждение касалось и Веры, которая была связной: по заданию мужа она ходила в протекторат. — И жить тебе там по крайней мере до тех пор, пока меня не достанут.