О польской войне в два счета отсняли фильм. А так как очень спешили подсказать народу, что он должен думать о польской войне, то кинопередвижки Службы проката с пылу с жару повезли эту ленту в приграничные селения. В родной деревне Менкины автобус кинопередвижки подкатил задом к окну школы, школьную доску превратили в экран.
Американцу интересно было, что пережил на войне племянник. И Томаш не хотел упустить киносеанс в родной деревне. По крайней мере получит общее представление о войне, в которой участвовал.
«Фюрер предложил Польше великодушное решение», — говорил диктор на фоне сменяющихся кадров. От Данцига к Восточной Пруссии пробежала черная черта, рядом с ней — другая. Это был Коридор. «Фюрер гарантировал неприкосновенность польской границы на двадцать пять лет. Поляки ответили тем, что Рыдз-Смиглы и президент Мосьцицкий объявили мобилизацию. Они подняли против германской империи три с половиной миллиона солдат, одиннадцать дивизионов бронетанковых войск и тысячи самолетов». На экране клубы дыма окутали сельскохозяйственные строения. «Усадьбы крестьян немецкого происхождения были подожжены». Мелькнули на полотне бьющий фонтан, Нептунов трезубец, ратуша, дома с высокими острыми кровлями. «В Данциге польские таможенники забаррикадировались в здании почты. В Вестерплатте под Данцигом поляки устроили склад боеприпасов. В польских городах были обнаружены плакаты, призывавшие поляков к походу на Берлин. Такая великая держава, как Великогерманская империя, не могла долее терпеть подобных провокаций».
«Поэтому 1 сентября 1939 года германские вооруженные силы перешли в контрнаступление».
Карту Польши закрыл увенчанный короной орел. Большой орел на плоскости карты распался на мелкие овалы. На каждом овале сидел маленький орел в короне. Орлы расположились вдоль западной и северной границ на карте. Так дробились польские войска. Овалы прокалывались и отодвигались стрелами. Это наступали германские войска. Со стороны Словакии стрел не было. Бесконечная лавина танков валила по дорогам из Восточной Пруссии. Пыль поднималась за ними. У американца запершило в горле как бы от пыли. Скрипели стулья — зрители содрогались от грохота танков.
«Отступающий неприятель не имеет ни минуты передышки. Германские части в едином порыве неутомимо преследуют его». Череп на эмблемах. Среди мундиров с черепами появился фюрер, жмет руки солдатам. «Ставка фюрера двигалась вместе с армией». «Фюрер разделяет ратный труд со своими воинами». Вот он на грузовике. Борт опущен, чтоб было видно, как фюрер питается. Он поднес ко рту кусок на вилке. Очень широко открыл рот, чтоб не испачкать усы. Съел. Потом толстый Геринг и фюрер, усталые, задремали в вагоне. Опять на экране карта Польши. В излучине Вислы стеснились плоские овалы с орлами. Танки, пехота, артиллерия, кавалерия — все снято сзади, чтоб нагляднее показать неудержимое движение германских войск. «На восьмой день похода польская армия была окружена под Кутной и Радомом». «13 сентября перестала существовать Южная группа польской армии». На привисленских лугах польские солдаты складывали винтовки штабелями, как дрова. «Германские вооруженные силы одержали решающую победу, захватив …орудий, …танков, 58 самолетов и огромное количество легкого вооружения». «20 сентября польская армия перестала существовать». «Защищалась одна Варшава». Варшава была, как языками пламени, окружена центростремительными стрелами. Фюрер из броневика рассматривал в стереотрубу силуэт города. По радио, через листовки призывали варшавский гарнизон сдаться. «Комендант города не пожелал пощадить даже мирное население. Из Варшавы вышли только 200 дипломатов».
«Когда все попытки спасти город и мирное население потерпели неудачу, заговорили орудия» — и пушки пошли изрыгать огонь, короткоствольные минометы плевались минами. «27 сентября, после напрасного сопротивления, Варшава все-таки капитулировала. Сто двадцать тысяч солдат отправлены в германские лагеря для военнопленных». Германский офицер разрезал перед ними белую ленту, будто открывал новую главу в драме разбитой армии. «Они будут работать в империи, строить Новую Европу». Церемониальный марш войск перед фюрером, вскидывавшим руку заученным движением. «Фюрер с доверием взирает на свою армию». Подкованные сапоги гремят по торцам варшавской площади. Долго были видны одни сапоги, они как бы сходили с экрана и топали по головам крестьян, набившихся в душном классе. Мелькали пушки, пушки, лошадиные крупы, развалины, трубы сожженных польских деревень — о, верно прорицала Сивилла, камня на камне не останется! — тени бранных полей, тени чужой земли… Мелькание света и теней на сетчатке глаза должно было создать впечатление неимоверной скорости, с какой мчится история — по дороге, обрывающейся в неизвестность.