Через двадцать минут Ленька был дома.
Скинув шинель, он прошел в "темненькую". Комната эта называлась так недаром. Слабый дневной свет едва проникал в нее сквозь одно-единственное окошко, находившееся на потолке.
Руки у Леньки дрожали, когда он выдвигал из-под Стешиной кровати красный, обитый жестяными полосками сундучок.
Он знал, что нехорошо лазать в чужие вещи. Он знал, что это — грех. Но что же делать?
На петельках сундука висел замочек. Ключа не было. Ленька пошарил под Стешиной подушкой. Ключа и там не оказалось.
Тогда он сбегал на кухню, принес тонкий колбасный нож и попробовал этим ножом открыть замок.
Замок не открывался.
Ленька уже сердился. Волосы на лбу у него взмокли.
Уже не думая о том, что он делает, он сунул черенок ножа в замочную дужку и с силой повернул его. Что-то хрустнуло, и маленький медный замочек упал к его ногам.
С трепетом он поднял крышку сундука. Первое, что он увидел, была книжка. На бледно-розовой обложке ее крупными буквами было напечатано: Карлъ Марксъ и Фридрихъ Энгельсъ. "Коммунистическiй Манифестъ". Под книжкой лежал уже знакомый ему плакат, под плакатом пожелтевшая фотография усатого человека, еще какие-то фотографии, деревенский кремовый платок с бахромой, отрез материи, коробки, банки, пустые пузырьки из-под маминых духов.
Пересиливая стыд, страх и брезгливость, Ленька рылся в этом жалком девичьем приданом, как вдруг услышал за дверью шаги матери.
Он едва успел захлопнуть крышку сундука и кое-как запихал его под кровать, когда Александра Сергеевна вошла в "темненькую".
— Кто это? Это ты, Леша?! Ты что тут делаешь?
— Ничего, — ответил Ленька, засовывая руки в карманы и пробуя улыбнуться. — Зашел, думал, что тут Стеша.
— Как думал? Ты же знаешь, что она ушла со двора. И что тебе, скажи, пожалуйста, далась эта Стеша.
"Сказать или не сказать?" — подумал Ленька.
— Иди сию же минуту в детскую, — строго сказала мать. — Тебе здесь не место.
Выходя из "темненькой", Ленька спросил у матери:
— Мама, скажи, пожалуйста... Кто такой Карл Маркс?
— Кто? Карл Маркс? Что за странный вопрос? Это... Ну, в общем... как тебе сказать? Впрочем, ты еще маленький. Вырастешь, тогда узнаешь.
Ленька заметил, что щеки у матери покраснели.
— Нет, правда, мама. Скажи...
— Ах, оставь, сделай милость! У меня и без того мучительно болят зубы.
"Сама не знает", — подумал Ленька.
Он прошел в детскую. Вася и Ляля сидели на полу у печки, играли в "военно-морскую игру". Ленька присел на корточки за Лялиной спиной, попробовал принять участие в игре, но мысли его разбегались.
"Нехорошо, — думал он. — Разворошил сундук и даже не закрыл его".
И кто такой этот Карл Маркс, которого читает Стеша?
Он вспомнил, что среди книг, оставшихся от отца, имеется многотомный энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Не один раз он прибегал к помощи этого словаря, когда в книге, которую он читал, встречалось незнакомое слово, вроде "идеал", "гармония", "фатальный", "инквизитор" или "брыжи".
В кабинете он застал мать. Александра Сергеевна стояла у раскрытого книжного шкафа и перелистывала большую толстую книгу в темно-зеленом коленкоровом переплете.
— Тебе что? — сказала она, оглянувшись и быстро захлопнув книгу.
— Ничего, — сказал Ленька. — Я только хотел посмотреть в словарь: кто такой Маркс?
Щеки матери опять залились румянцем.
— О господи? Какой ты, в самом деле, неугомонный! Ну, хорошо, отстань, пожалуйста! Маркс — это немецкий ученый. Экономист.
"Немецкий?! Ага! Вот оно... Все понятно".
— Что с тобой, мальчик? Ты побледнел... Тебе нездровится?
— Ничего, — сказал Ленька, опуская голову. Но он и в самом деле чувствовал, что внутри у него делается что-то нехорошее: в висках противно шумит, горло пересохло.
— И зачем тебе вдруг понадобилось знать, кто такой Маркс? Ты что — уж не в большевики ли хочешь записываться?..
"Маркс... немцы... большевики... шпионы" — все перемешалось в Ленькиной голове.
— Ну как? Был у Волкова?
— Был. Да... — хрипло ответил Ленька.
В это время в прихожей затрещал звонок. Александра Сергеевна пошла отворять. Ленька машинально взял книгу, которую она не успела поставить на место. Как он и думал, это был энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, том восемнадцатый — на букву М.
"Малолетство — Мейшагола", — прочел он на корешке книги.
Он стал перелистывать книгу, разыскивая слово "Маркс", и не заметил, как в комнату вернулась мать.
— Послушай, Леша! Что это значит? — негромко сказала она.
Ленька захлопнул книгу и оглянулся. Такого сердитого лица он еще никогда не видел у своей доброй матери.
— Я говорю: что это значит? Ты сказал мне неправду?
— Что? Какую неправду?
Мать посмотрела на дверь и еще тише сказала:
— К тебе пришел Волков.
У Леньки запылали уши.
— Оказывается, ты и не думал ходить к нему!
— Как не думал? Я был... Но мы разошлись. То есть я не застал его...
— Не лги! Фу! Какая гадость!..
Александра Сергеевна брезгливо поморщилась.
"Знала бы она, куда и зачем я ходил!" — подумал Ленька.
— Мамочка, милая, — зашептал он, схватив за руку мать. — Я... я после все тебе расскажу. Только, пожалуйста, не выдавай меня сейчас!
— Не выдавать? — усмехнулась Александра Сергеевна. — Увы, я, кажется, уже невольно выдала тебя. Впрочем, идем!..
Малолетний джентльмен в гордой позе стоял в прихожей у вешалки, прижимая к животу шляпу, тросточку и перчатки.
— Я к тебе на минуту, — сказал он, поздоровавшись с Ленькой. И, бросив усмешку в сторону Александры Сергеевны, добавил: — Ты, я слышал, был у меня?
— Да... то есть нет, — пробормотал Ленька.
— Оказывается, это я напутала, — улыбнулась Александра Сергеевна. Леша только собирался к вам...
Ленька предложил Волкову раздеться.
— Нет, благодарю, мне некогда. Я только хотел взять у тебя своего Ефименко. Ведь завтра у нас история. Ты не забыл?
— Я уже выучил, — унылым голосом промямлил Ленька и, покосившись в сторону матери, увидел, что на лице ее опять появилось гневное и огорченное выражение. Он принес книгу и, когда Волков попросил проводить его, быстро и охотно согласился. Объясняться с матерью ему сейчас не хотелось.
Когда они вышли на улицу, Волков оглянулся и сказал:
— Послушай, в чем дело? Зачем ты наврал своей маме, будто был у меня?
— Я не врал. Это она ошиблась, — мрачно ответил Ленька.
— Да? А ведь я знаю, где ты был.
— Где?
— Я видел тебя из окна. Я сам думал, что ты ко мне идешь.
— Ну?
— Ты был у матросов. А? Что, неправда? Покраснел?
— И не думал краснеть, — сказал Ленька, трогая рукой щеку. Почему-то ему было противно объяснять Волкову, зачем он ходил в экипаж.
— Был?
— Ну, и был.
Волков с усмешкой посмотрел на него.
— А ты, кажется, и в самом деле большевик?
— Я?! Ты что — с ума сошел?
— Неизвестно еще, кто сошел.
— Так чего ж ты ругаешься?
— А зачем же ты ходил к матросам?
— Ну, и ходил. Ну, и что?
— А то, что матросы все поголовно большевики. Может быть, ты этого не знаешь?..
Нет, Ленька этого не знал. Он остановился и испуганно посмотрел на товарища:
— Шпионы? Все?!
Волков громко расхохотался.
Ленька вдруг почувствовал, что у него стучат зубы. Его знобило.
— Что с тобой? — спросил Волков, переставая смеяться.
— Мне нездоровится. Я пойду домой. Извини, пожалуйста, — сказал Ленька.
Но домой он не пошел. От объяснений с матерью он ничего хорошего не ждал. Да и стыдно ему было: никогда в жизни он столько не врал и вообще не совершал столько проступков, как в этот день.
Часа полтора он слонялся по окрестным улицам, читал афиши и плакаты на стенах, останавливался у витрин магазинов, смотрел, как работает землечерпалка на Фонтанке...
У ворот Усачевских бань сидели и стояли, дожидаясь очереди, человек двадцать матросов. Эти веселые загорелые парни в черных коротких бушлатах и в серых парусиновых штанах ничем не напоминали шпионов. Под мышками у них торчали свертки с бельем, веники и мочалки.