— Мама... я не могу... погоди, — хрипел Ленька.
— Идем, детка... я прошу тебя. Еще немножко — вот хотя бы до тех деревьев.
Они уже почти достигли рощи, как вдруг Ленька остановился и с неподдельным ужасом в голосе воскликнул:
— Ой, мамочка, милая!..
— Что такое? — испуганно оглянулась Александра Сергеевна.
Он держался за голову и покачивался.
— Ой, ты бы знала, какое несчастье!!
— Да что? Что случилось?
— Я ж забыл... я забыл в сарае бордосскую жидкость!
— Господи, Леша, какие глупости! Есть о чем жалеть. До этого ли сейчас? Идем, я прошу тебя...
— Нет, — сказал Ленька. — Я не могу. Я должен...
— Что ты должен? — рассердилась Александра Сергеевна.
— Ты знаешь... я, пожалуй, пойду, попробую найти сарай.
Александра Сергеевна цепко схватила его за руку.
— Леша! Я умоляю тебя, я на колени встану: не смей, не выдумывай, пожалуйста!..
Ленька и сам не испытывал большого желания возвращаться в деревню. Но мысль, что знаменитый его бидончик, который он так долго берег и таскал, содержимое которого может доставить так много радости председателю комбеда, — мысль, что этот драгоценный бидончик пропадет, сгинет в стоге сена, в чужом сарае, была совершенно непереносимой и оказалась сильнее страха.
— Мама, — сказал он. — Ну, что же мне делать? Честное слово, вот увидишь, со мной ничего не случится. Я быстро. Ты подожди меня в этом леске вот за той березкой.
— Мучитель! — сквозь слезы простонала она.
Зная, что за этим последуют другие, не менее жалостные слова, он не стал дожидаться их, вырвался и побежал...
Разыскать сарай в деревне, где мальчик провел всего одну ночь, было нелегко. Леньке пришлось побегать по задворкам, прежде чем он увидел низенькое дощатое строеньице с выдранной половинкой двери. Убедившись, что вокруг никого нет, он осторожно заглянул в пахучий полумрак, постоял, прислушался, сказал зачем-то "эй" и, не услышав отклика, нырнул в глубину сарая.
Примятое сено еще хранило следы двух тел: вот здесь лежал он, здесь мама. Ползая на коленях и тыкаясь носом в колючие травинки, Ленька лихорадочно ворошил сено... Что такое? Где же она? Неужели кто-нибудь успел побывать в сарае и утащил ее? Ах вот... наконец-то!.. Руки его дрогнули, нащупав скользкую, холодную и тяжелую банку.
И только тут, облегченно вздохнув, он вспомнил о матери. Где она? Что она сейчас переживает?! Какой он все-таки негодяй, — оставил ее в лесу, одну, после всех ужасов, которые она только что перенесла!
В Быковке все еще стреляли. Пахло дымом. Где-то в другом конце деревни шумели, кричали, навзрыд плакали бабы. Чтобы сократить путь и не блуждать по задворкам, Ленька решил бежать обратно напрямки — деревенской улицей. Перелезая через плетень, он застрял, зацепился рубахой за какой-то сучок или гвоздь, и вдруг словно из-под земли вырос перед ним краснолицый запыхавшийся дядька в солдатской шинели и в фуражке с зеленым лоскутком на околыше.
— Эй, браток, — обратился он к Леньке. — Хохрякова не видел?
— Кого? — не понял Ленька.
— Атамана, я говорю, не видал?
Ленька не успел ответить. Глаза у солдата заблестели. Он подошел поближе.
— Что это у тебя? — спросил он.
— Где?
— Да вот — в баночке, в посудине?
— Это... это жидкость, — бледнея ответил Ленька.
— Какая жидкость? А ну, покажь, — оживился солдат.
Ленька сделал усилие, разодрал от подола до подмышек рубаху, сорвался с сучка и побежал.
Петляя от одной постройки к другой, натыкаясь на какие-то грядки, перескакивая через канавы, перелезая через плетни и заборы, он бежал по деревенским задворкам, пока голова у него не закружилась, а в глазах не замелькали лиловые круги.
Выбежав за околицу, он не сразу понял, куда ему нужно идти. Березовая роща, которая, по его представлениям, должна была оказаться слева, переместилась далеко направо. На минуту он даже усомнился, — та ли эта роща? Но никаких других поблизости не было.
Еле волоча ноги, спотыкаясь и поминутно перекладывая с плеча на плечо свою ношу, он тащился неровным, ухабистым, исковыренным коровьими копытами деревенским выгоном и еще издали стал искать глазами мать. На опушке рощи ее не было. Чем ближе он подходил, тем страшнее ему становилось... Господи! Что такое? Где же она? Очутившись в роще, он кинулся под первое попавшееся дерево и минуту лежал, жадно глотая воздух и прижимаясь виском к холодной и влажной траве, потом не выдержал, вскочил, взвалил на плечо бидончик и побежал, заметался между деревьев.
— Мама... мамочка... мама! — негромко звал он. Кричать он боялся. Он был уверен, что роща полна каких-то ужасов. И вдруг, в который раз выбегая на опушку, он увидел среди розовеющих на солнце берез силуэт женщины. Александра Сергеевна стояла к нему спиной, на цыпочках и, заслоняясь рукой от солнца, вглядывалась в сторону деревни.
— Ма! — закричал Ленька.
Она вздрогнула и оглянулась. Лицо у нее было бледное, заплаканное. Мальчику показалось даже, что она похудела.
Он подбежал к ней, уронил бидончик и, схватив ее за руки, прижался щекой к костяной пряжке ее кушака.
— Мамочка, милая, прости меня!..
Она не оттолкнула его и очень спокойно, даже чересчур спокойно, как показалось Леньке, сказала:
— Боюсь, мой дорогой, что скоро у тебя не будет мамы.
— Мама... не надо! — воскликнул он.
— Да, да, мой милый... Рано или поздно ты добьешься этого... Ждать тебе осталось недолго...
Тогда он опустился на землю у самых ее ног и громко заревел:
— Ма-а!.. Зачем ты так говоришь?!
Она помолчала, выдерживая характер, но не выдержала, сама опустилась рядом и тоже заплакала.
Так они и сидели, плечом к плечу, на сырой траве, под белой березкой и плакали минут пять.
Наконец рыдания стали утихать.
— Ну, что? — сказала Александра Сергеевна, всхлипывая. — Нашел ты свою бандуру?
Ленька деликатно фыркнул и подавился слезами.
— Нашел, — сказал он, подталкивая ногой бидончик.
— Да, кстати, — встрепенулась Александра Сергеевна.
— Что кстати?
Она помолчала, подумала и сказала:
— Впрочем, нет, ничего...
— Как ничего? Ты же что-то хотела...
— Что я хотела? Оставь, пожалуйста. Ничего я не хотела... Господи, вы посмотрите, — на кого он стал похож!.. Леша, где тебя угораздило? Повернись-ка... Что у тебя с блузой?
— Да... с блузой... Ты бы знала!.. Ты знаешь, между прочим, к кому мы чуть не попали?
— К кому?
— К Хохрякову.
Захлебываясь, он стал рассказывать ей о своей встрече с бандитом. Александра Сергеевна слушала его, ахала, закрывала глаза.
— Нет, с меня довольно! — воскликнула она, поднимаясь. — Ты отдохнул?
— Отдохнул.
— Вставай тогда, поднимайся, пошли!
— А куда?
Александра Сергеевна задумалась, выпятив, как девочка, нижнюю губу.
— Н-да. Это действительно вопрос.
— Нам же надо к Волге?
— Увы. К Волге.
— А где она? Далеко?
— Милый мой, если бы я знала! Я даже не имею представления, в какую сторону нам надо идти.
Ленька вскочил.
— Мама, знаешь что? Давай будем искать дорогу по солнцу!
— К сожалению, мой дорогой, я не умею искать дорогу по солнцу.
— Как? Ты же географию знаешь?
— Да... но при чем тут география? Постой! Волга течет в Каспийское море — с севера на юг. Мы находимся сейчас на ее левом берегу...
— Значит, Волга на западе!
— Ты знаешь, пожалуй, ты прав. А где запад?
— А запад? А запад как раз напротив востока.
— А где восток?
— Мама! — с укоризной воскликнул Ленька.
Восток давно уже давал о себе знать. Он кричал о себе яркими красками неба, золотом солнечных лучей. Он быстро сушил слезы на их лицах, трепетал на бело-черных стволах берез, переливался крохотными радужками на каждом листике и на каждой травинке.
...Поставив на голову свой бидончик и придерживая его спереди, Ленька шел мелкими танцующими шажками по тропинке, изображая африканского невольника, которого принанял за бутылку рома или за нитку стеклянных бус торговец слоновой костью.