— Он ранен, пулевые!
— Врача сюда! — раздался выкрик совсем рядом.
Женя попыталась поднять голову, чтобы рассмотреть, как там её друг, но Павел был с другой стороны автомобиля. Тогда она как змея, попыталась ползти, в попытке хоть что-то увидеть.
— Не двигаться! — громкая команда сверху. — Я сказал не двигаться!
Удар по рёбрам, потом в затылок прикладом, и сознание медленно стало уходить. Она лишь чудом смогла услышать хриплый и слабый голос Паши, прежде чем отдаться такой приятной и безболезненной тьме:
— Я сын графа Синицына, свяжитесь с моим отцом, я сын графа Синицына…
С чего он вдруг решил, что сын какого-то там графа, Женя не поняла. Возможно, парень бредил, но сейчас это было не главное. Он жив, и даже может говорить. Если медики поспешат, а они были где-то тут рядом, то всё будет хорошо.
***
Евгения очнулась уже в тюремном лазарете. Она не знала куда именно её поместили, но поняла всё по обстановке. На ней была серая ночнушка из грубой ткани, от которой чесалась кожа.
Серые стены, немногочисленный персонал — старая женщина врач и пару медсестёр. Никаких имён они ей не говорили, спрашивали только — «Как себя чувствуешь? Что ни будь болит? Давление всегда такое низкое? Какие лекарства принимала?».
Если Женя что-то пыталась спросить — её просто игнорировали, ничего не отвечали. Когда она единственный раз стала настаивала на ответах, врач просто попросила сделать ей успокоительное, и девушка проваливалась в беспокойный сон на два-три часа. После такого препарата очень сильно болела голова, и больше Женя не решалась о чём-то интересоваться у местного медперсонал.
Толстые решётки на окнах, наручники на руках, которые удерживали девушку на стальной кровати — всё это не внушало оптимизма. Палата была отдельная, и она не знала — всегда так, или только с особо-опасными преступниками, в любом случае — это хоть немного радовало.
Лежать было удобно, утки меняли несколько раз в день, кормили с ложечки пресной и невкусной едой. Тут же у неё начались «эти дни», медсёстры вытерли её влажными салфетками и вставили тампон. Это было неприятно и унизительно, но Женя терпела.
К вечеру следующего дня девушку впервые повели на допрос.
Следователем была худая женщина средних лет, в обычной гражданской одежде — белая блузка, чёрная юбка до колен, туфли на низком каблуке. Короткие чёрные волосы не скрывали больших ушей, а лицо казалось Жене неприятным. Длинный нос как у коршуна, маленькие карие, почти чёрные, глаза, которые буравили её и, казалось, видели всё насквозь.
Рядом с ней стояла полная противоположность — молодая женщина, максимум тридцати лет, стройная и подтянутая. Длинные светлые волосы, красивое лицо, синяя форма на ней смотрелась отлично, она подчёркивала фигуру, а форменная юбка до колен не скрывала красивых ног. Девушка была сотрудницей органов опеки, контролирующая расследования, где фигурировали несовершеннолетние.
— Меня зовут Анастасия Егоровна Козырева, капитан полиции, отдел по надзору за несовершеннолетними. — представилась молодая, пока вторая женщина молчала. — Это следователь по уголовным делам, Коршунова Елена Анатольевна, она задаст вам несколько вопросов…
— Вы обвиняетесь… — начала «Коршун», как её про себя окрестила Женя.
— Соколова Евгения Ивановна ПОДОЗРЕВАЕТСЯ. — поправила Анастасия, улыбнувшись.
— Вы подозреваетесь в соучастии в преступлениях… — недовольно продолжила «Коршун».
Фамилия Елене Анатольевне подходила как по внешности, так и в делах. Женщина начинала издалека, и Женя поняла, что они с Павлом пропали и попали по полной.
Судя по вопросам, дело начали раскручивать с хозяина «Волги», которая так хорошо послужила девушке и бывшему полицейскому. Полиция вышла на наркоторговца, где они столкнулись с делом о пожаре и убийствах в наркопритоне. Дальше Коршунова потянула за эту ниточку, и очень удивилась тому, что бывшего вояку ищут по делу об изнасиловании.
Всё это Евгения поняла из вопросов, которые ей задавали. Она отвечала односложно — «знаю» или «не знаю», иногда утвердительно «да», иногда отрицательно «нет». При любой попытке надавить на допрашиваемую или заставить свидетельствовать против себя, девушка из надзора делала замечание, и следователь успокаивалась.
Был даже вопрос про то, зачем она по телефону соврала насчёт пропавших цесаревича и герцогиню. Женя честно ответила, что она просто хотела привлечь внимание, и ничего более. Это единственный ответ, который удовлетворил Елену Анатольевну.
— Как вы познакомились с Павлом Геннадиевичем Сидоровым? — задала очередной вопрос следователь.
До этого она напрямую ни разу не спрашивала про Павла, и девушке приходилось самой упоминать его имя и фамилию. Даже закралась обида и плохие мысли. Женя подумала, что бывший полицейский каким-то образом смог «соскочить», и всё свалил на неё. Думать об этом не хотелось, и вот вопрос прозвучал.
— В отделении полиции, куда принесла заявление на свою тётку и её друга. — ответила Женя.
— Вам известно местонахождение Нины Петровны Шубаевой? — следователь перевела тему, что-то записав у себя в блокноте.
— Нет. — Евгения пожала плечами. — Она уже больше недели не выходила на связь.
Тётка скорее всего уже где-то за границей, проедает и пропивает деньги с продажи квартиры, подумала Женя. Учитывая обстоятельства, странно что следствие вообще этот вопрос заинтересовал.
Девушка решила ни в чём не признаваться. Раз Павел обещал всё взять на себя, так пусть это и делает. Ей не хотелось сидеть в тюрьме за убийства уродов, которые и не заслуживали большего. Были ещё наркоманы в притоне, да и непонятно кто пострадал в клубе — но это её не особо волновало, они для неё были за той гранью, где есть только враги.
После первого визита следователя, девушку отвели уже в камеру, тоже отдельную, как и палата в медблоке. Серые стены, стальные умывальник и унитаз, еду стали приносить три раза в день, обычно это была какая-нибудь каша и кусок хлеба.
Ей выдали одежду — серую тюремную футболку и штаны с неудобными тапочками. От грубой ткани чесалась кожа, но девушка терпела и старалась лишний раз не снимать с себя ничего. В отдельном пакетике, на нарах, обнаружилась пачка тампонов и зубная щётка с пастой.
Допросы продолжались два дня, её вызывали, задавали множество вопросов. Она отвечала, отрицая свою вину и говоря, что просто хотела помочь хорошему человеку и кроме вождения машины и предоставления Павлу жилплощади, ничем в общем то и не занималась. Коршунова злилась, по ней это было видно.
Жене казалось, что следователь ненавидит её и хочет ударить. Такое поведение было странным и непонятным для девушки. Всё встало на свои места на третью ночь, когда её внезапно вызвали на очередной допрос.
В этот раз в допросной не было никого, кроме Коршуновой. Сотрудники тюрьмы пристегнули руки Жени к металлическому стулу и вышли наружу. Женщина ходила вокруг несколько минут, потом начала:
— Не буду юлить вокруг да около, просто спрошу — кто ты такая, Соколова?
Женя ничего не ответила, стала ждать продолжения.
— На набережной, где сгорел клуб и были убиты десять человек — найдены следы, судя по отпечатку — рост совпадает с твоим, хромота на одну ногу, догадаешься какую? — не заставила себя ждать «Коршун». — Точно такие же следы на автобазе, и самое главное, результаты баллистической экспертизы, отпечатки…
— Я вас не понимаю.
— Говори, как всё было? — перешла к главному женщина. — Мне плевать на клуб, банду Фишера, интересен только человек по имени…
— Кем он тебе был? — перебила её Женя, выпрямляясь. — Кем тебе приходился этот урод?
Женщина оказалась рядом мгновенно, схватила девушку за волосы, прошипела в лицо:
— Что?
— Это была я. — решила признаться она, улыбнулась и соврала: — Он визжал как свинья, когда мы заканчивали, умолял меня отпустить его.
Удар по лицу, в глазах круги и звёздочки, Женя прищурилась, через силу снова улыбнулась, в этот раз молча.