Мы, тринадцать Робинзонов, настолько далеко зашли в своих вегетарианских убеждениях, что даже дали слово и впредь не употреблять мяса и рыбы. Ни одного кусочка! Даже если нам удастся выбраться с острова. Но… как мы тосковали! Хоть бы кусочек фаршированной рыбы! О, если бы хоть полтарелочки супу!
Должен сказать, что бананы и орехи опротивели нам до тошноты. Мы бы все эти богатства отдали за кусочек селедки или за ломтик хлеба с головкой чесноку!
Да, на нашем острове я кое-чему научился и думаю, мои коллеги согласятся со мной, если я скажу, что очень хорошо быть вегетарианцем, но с тем, чтобы хоть один раз в день съедать по кусочку мяса.
Но это все только грезы! Мы, тринадцать Робинзонов, отрезаны от всего живого мира огромным и бурным морем. Мы должны довольствоваться тем, что нам дано. Мы должны питаться бананами, орехами и козьим молоком. Только этим! До тех пор, пока не придет избавление.
А для того чтобы забыть о своем одиночестве, мы углубляемся в мелочи нашей жизни, входим в заботы о своем уголке… каждому хочется хоть чем-нибудь заняться. Каждый день мы сходимся в условленное время на установленном месте. Для этого мы выбрали красивый уголок — небольшое возвышение под развесистым деревом.
Ежедневно происходили наши собрания. Этот уголок мы прозвали «политическим клубом». Мы собирались для бесед, а иногда просто сидели, не разговаривая, прислушиваясь к рокоту волн.
Мы рассказывали друг другу свои биографии, называли имена родных, знакомых, делились мельчайшими подробностями нашего прошлого. И все это продолжалось до тех пор, пока мы своими рассказами не набили оскомину, узнав друг друга и все семейные дела каждого из нас.
В этом же клубе мы однажды собрались обсудить наше положение. Мы должны были решить вопрос о внутреннем устройстве нашей жизни, рассматривая его со всех сторон: с политической, социальной и экономической. Каждый из нас должен быть хозяином своего уголка, а все вместе — единой политической силой в случае нападения диких людей или зверей.
Само собой понятно, что этот вопрос горячо и долго дебатируется. Каждый вносит свое предложение. Тринадцать человек — тринадцать предложений. Прежде всех вносит свое предложение капиталист. Удивительное дело! Даже на нашем острове капитализм оказал известное влияние. Всегда и всюду, как только мы начинаем о чем-нибудь разговаривать, кто лезет вперед? — капиталист.
Он, видимо, с детства привык повсюду быть первым и не понимает, что такое поведение не всем колонистам по вкусу. Наш социалист выступил однажды с протестом весьма открыто и задал капиталисту старый, неумирающий вопрос:
— Скажите, пожалуйста, кто вас поставил начальником?
На этот раз он уже просто-напросто остановил его:
— С какой стати вы берете на себя роль председателя?
Но капиталист человек сдержанный. Он выслушал социалиста, слегка улыбнулся и, уступив ему место, вежливо произнес:
— Будьте вы председателем.
Это произвело на нас очень хорошее впечатление, и мы все (кроме социалиста) упросили его остаться на своем посту.
Капиталист согласился. Его предложение оказалось очень простым, чем-то вроде «буржуазной конституции», как назвал его социалист.
Согласно этому предложению мы все тринадцать Робинзонов должны образовать государство из тринадцати провинций под управлением выборного президента. Президент, как представитель народа, должен заботиться о его благе, выслушивать заявления и жалобы и судить согласно своим убеждениям и совести…
Тут уж социалист не смог спокойно усидеть. Он вскочил как ошпаренный и оглушил нас словами и криками: «Абсолютизм! Самодержавие! Автократия!».
— Так что ж? — вскакивает литвак-ортодокс. — Коль скоро говорят о государстве, то, конечно, надо и о царе подумать, как сказано в Писании: «поставь над собой царя».
— Для того чтобы справлять Субботу или праздник? — шутит один из двух интеллигентов, кажется, материалист, и ортодокс отвечает ему:
— Конечно! Как наши мудрецы нас учили: «чти царя, ибо, если не будет страха перед царем, то люди съедят друг друга живьем»…