Порой кажется, что Папа тоже страдал гемофилией. гемофилией души - избыточной ранимостью от происходящего в России и неспособностью самостоятельно остановить душевное кровотечение. Ее называли нерешительностью те, кто не знал тебя так, как знал я. На самом деле то была невозможность сделать даже малейшее движение без боли, которую причиняла душевная гематома. Ты искал спасения в Боге. может, впервые я это понял, когда мы молились перед Иверской Богоматерью и ты стоял молча, с серьезным лицом, словно слился с простым народом в единое целое, словно в последний раз ощущал пульс России. А чувствую ли я биение народной жизни? Или мне, хоть и верующему, но привыкшему больше полагаться на науку, технику, экономику, навсегда закрыт небесный источник силы и поддержки?
В последние годы правления отца многократно возросло число канонизируемых святых, будто Папа, в предчувствии близкой гибели, спешил мобилизовать небесную рать святых радетелей земли Русской.
Как возможно в одном народе уживаться столь разным группам людей?! В это верится еще меньше, когда вспоминаешь приезд в Москву накануне Великой войны, переполненные площади и улицы, а они - Папа, Мама, сестры - пешком идут в Кремль, и ему, хоть и смертельно обиженному тем, что приходится передвигаться не собственными ногами, а на руках матроса-опекуна, льстит восторженное внимание толпы, и звонят все церковные колокола Первопрестольной, и тысячеголосым хором льется гимн «Боже, царя храни!».
Понадобилось три года войны и лишений, чтобы народность, православие слиняли, обветшали, а самодержавие пошатнулось и почти рухнуло. Что грозит России, народу, самодержавию, вере теперь, когда на нее вот-вот двинутся объединенные полчища «просвещенной» Европы?! И неужто нет иного лекарства, нежели передать часть власти этому лысому человеку, который в канун трагического августа 1914-го заявил, будто для революции война в России была бы лучшим благом, но ему не верится, что Франц Иосиф и Вильгельм окажут большевикам такую услугу.
Оказали.
Ленину не откажешь в прозорливости - чуть-чуть, и он бы вырвал власть из рук февралистских мятежников. И не только у него, Государя, имеются личные счеты к большевикам, таковые есть у стоящего перед ним человека, ибо самодержавие повесило его старшего брата Александра Ульянова! И может, всю жизнь этим человеком двигали не идейные устремления, но жажда мести, лишь прикрытая ризами Марксова учения? И если так, не вручает ли он, косвенный соучастник семейной трагедии, этому человеку власть и возможность довести историю своей мести до последней точки?!
Горькое лекарство или яд? Смерть или выздоровление?! Что они такое?!
Наблюдая за нарочито медленным движением руки Алексея Николаевича, выводящего под высочайшим указом подпись, Михаил Николаевич облегченно вздохнул. Теперь-то все и начинается. Очень большая игра, которую затеял и намерен довести до победного финала он, и только он. Как пророчествовал Устрялов? Про диктатора? Пророчествовал, не ведая, что укреплял Михаила Николаевича в решимости взять. Власть, которую не наследуют, не получают, а берут, а точнее, вырывают из рук, как только и происходит в веке двадцатом. Алексей слаб здоровьем, а теперь, когда Институт крови находится под личным контролем Михаила Николаевича, всякое может случиться. Как уже случилось с несчастным Малиновским, решившим поставить над собой опасный научный эксперимент, никого об этом не предупредив. И тогда на престол придется взойти Ольге Николаевне, продолжая традиции великих российских императриц, а рядом с ней будет находиться он - самый молодой, блестящий генерал Михаил Николаевич Тухачевский. Который железной рукой и штыками верной гвардии сметет прочь этих бандитов большевиков, а заодно и старперов Генерального штаба. Он останется один, как и полагается истинному диктатору. Верховный правитель всея Руси!
В последний момент рука Государя чуть дрогнула, оставив на плотной гербовой бумаге капельку чернил, похожую на почерневшую кровь. Алексей Николаевич отложил оранжевый «Паркер», поднялся, увидел, как к нему двинулся Ленин, протягивая руку, дабы принять папку с указом, но Государь оставил ее лежать на столе, а сам подошел к окну и встал спиной ко всем.
Близилась полночь.
ЭПИЛОГ. ГИПЕРБОЛОИД РЕВОЛЮЦИИ