В 60-х — начале 70-х годов резкий подъем демократических движений, бунты в негритянских гетто, волнения в университетских городках, массовые выступления против вьетнамской агрессии разрушили десятилетиями насаждавшиеся партиями концепции извечного "согласия", "бесконфликтности" в американском обществе. Этот острый общественно-политический кризис 70-х годов, апогеем которого стал "Уотергейт", выявил растущую неспособность партий в полной мере справляться с выполнением функции поддержания социальной стабильности в стране.
В вопиющее противоречие с реалиями современного мира и с интересами подавляющего большинства американской нации приходят агрессивные внешнеполитические установки США, идеи создания "Пакс Американа", в той или иной степени разделяемые республиканцами и демократами.
Поэтому не случайно, что в Соединенных Штатах все шире распространяется разочарование в институте партий. В 70—80-е годы опросы общественного мнения неизменно фиксировали, что при ответе на вопрос: "Какой из политических институтов страны пользуется у Вас наибольшим доверием?" партиям отдавали предпочтение не более 1 % граждан. Все чаще американцы выражали свое отношение к ним словами: "Партии не приносят ничего хорошего… они не предлагают выбора… партийным лидерам нельзя доверять". К началу 80-х годов до 36 % избирателей считали себя "независимыми", т. е. не отдававшими предпочтения ни демократам, ни республиканцам.
Отчуждение рядовых граждан от партийно-политической системы наглядно проявилось в абсентеизме, отказе миллионов из них голосовать на выборах. Если в 1960 г. в выборах президента, которые всегда привлекают к избирательным урнам наибольшее число американцев, приняло участие 62,8 % электората, то в 1980 г. — 52,3 %. Абсентеизм прямо вытекает из неудовлетворенности социальных низов своим положением в обществе и политикой партийного руководства, погрязшего в коррупции и не желающего откликаться на их нужды. Неверие в возможность повлиять на правительственную политику породило отказ от участия в выборах как от совершенно бессмысленного акта.
Читателю, несомненно, известно, что обе партии монополистической буржуазии США едины в своей классовой сущности. Республиканцы и демократы не уступают друг другу в стремлении увековечить устои буржуазного правопорядка и ценности капиталистического строя. Однако, имея общие задачи, каждая из них стремится сохранить свои лицо и место в двухпартийном механизме.
Исторически сложилось так, что демократы в течение последнего столетия выполняли задачи нейтрализации движений социального протеста и направления их в русло буржуазно-респектабельных институтов и норм. На этой почве в демократической партии выросла достаточно стабильная традиция реформистского маневрирования, отдельных уступок трудящимся и стремления к регулированию частнопредпринимательской деятельности. Под воздействием кризиса общественной системы США, вызванного "великой депрессией" 1929–1933 гг., демократы в годы "нового курса" Ф. Рузвельта пошли на форсированное развитие государственно-монополистических тенденций в стране, заложили основы либеральной практики с ее упором на увеличение роли государства как стимулятора общественного воспроизводства, на расширение круга буржуазных реформ, внесение элементов плановости в анархию рыночных отношений.
На долю же республиканцев выпала роль более прямых защитников непосредственных интересов промышленно-финансового капитала и открытых проповедников его настроений. С последней трети XIX в. партия, которая за заслуги времен гражданской войны 1861–1865 гг. (когда она под руководством А. Линкольна привела силы Севера к победе над плантаторским Югом) получила название "великая старая партия", превращается в оплот американского консерватизма, выдвигает идеи твердого индивидуализма: насаждает культ частного предпринимательства, внушает американцам уверенность в справедливости так называемой свободной конкуренции. Даже после того, как государственно-монополистические принципы были узаконены "новым курсом", республиканцы продолжали отдавать дань реакционно-индивидуалистическим традициям и ориентировались на настроения противников роста роли государства в жизни общества. Отстав в своем социальном просвещении, "великая старая партия" в течение 20-летней "эры демократов" Ф. Рузвельта и Г. Трумэна (1933–1953) вынуждена была довольствоваться ролью оппозиции, которую вряд ли можно назвать лояльной: республиканцы в штыки встречали либеральное реформаторство демократической партии. В поисках оптимального варианта развития американского общества они обращали свои взоры в прошлое, и усвоение ими этатистских концепций (о расширении роли государства в регулировании социально-экономических процессов) растянулось на длительное время. Ростки "нового республиканизма", стремившегося противопоставить либерализму демократов более консервативный вариант этатистских воззрений и методов, появляются в конце 30-х — в 40-е годы. Переход республиканцев на платформу признания государственно-монополистического капитализма относится уже к периоду президентства Д. Эйзенхауэра (1953–1961). Его правительство, ощутив на своих плечах весь груз ответственности за судьбы американского капитализма, очень быстро уяснило, что политика, которая до того на протяжении двух десятилетий клеймилась большинством республиканцев как "социалистическая", объективно была неизбежной, что общие интересы класса буржуазии стоят выше "незыблемых" принципов государственного невмешательства. Вынужденно принимая на вооружение отдельные методы демократических администраций, республиканцы сохраняли свое лицо, которое всегда было обращено в сторону монополистической олигархии.