Мик Урри стоял побледневший, прекрасно понимая, насколько опасен был Индекс несколько минут назад. Урри вздохнул, заметив двух морских инспекторов, которые вошли в зал.
— Уведите его, — сказал Командор инспекторам. — И потом, уберите, пожалуйста, это.
Вспыхнул свет, пробудив океан, и все увидели, что Командор показывает на стол, где лежала неподвижно собака.
— Не трогайте его! — прозвучал звонкий мальчишеский голос, похожий на крик боли. — Это Рэсси! Ни за что не отдам Рэсси!
Сыроежкин, нырнув под стол, бережно взял в руки лохматого Рэсси.
Электроник в тот же миг оказался рядом; прожужжали его команды для Рэсси.
— Зачем только я крикнул? — обвинял себя Громов. — Короткое замыкание! Как же я не догадался, что он, свернув, наткнется на провод…
Командор смотрел на мальчишек с собакой.
— Какое основное правило вашей машины? — спросил он профессора.
Вместо Громова поспешно ответил Электроник, словно от его слов зависела жизнь Рэсси.
— "Четкое выполнение приказов, которые дает хозяин. Самостоятельность и свобода действий помогают модели соблюдать основное правило…"
— Что-то я не заметил четкого выполнения заданий, — задумчиво проговорил Командор. — Так кто же его настоящий хозяин?
В круглом зале попискивали сигналы тысяч судов.
Капитаны вели свои корабли глубинными дорогами. Там, вверху, над океанами Земли, светило солнце и горели звезды, царил штиль и бушевали штормы. Там, во всех океанах планеты, шла обычная жизнь… А Сыроежкин держал в руках неподвижного Рэсси.
— Неверно! — громко сказал Сергей. — В главном правиле сказано: «хозяина и его друга». — И он удивленно уставился на Рэсси. — Смотрите, он…
— Что — он? — подскочил Электроник.
— "И его друга"! — повторил Сыроежкин.
И все увидели: собака едва заметно шевельнула хвостом.
— Я друг… — тихо произнес Сыроежкин. Хвост опять дрогнул. — Я друг Электроника!..
Хвост, чуть помедлив, вильнул.
— Я друг Громова!
Еще один взмах.
— Я друг Рэсси!
И в ответ раздался лай. Сначала чуть слышный, как во сне, потом громче, громче. Рэсси открыл глаза, соскочил на пол, отряхнулся и залился звонким, пронзительным лаем.
— Смотрите, он лает… — удивленно сказал Громов. -
Лай, голубчик, лай!
И, поняв его радость, рассмеялся радостно Командор, улыбнулся Электроник, расхохотался Дон. И помощники диспетчера прыснули в микрофоны. А Сыроежкин стоял, широко расставив ноги, и не понимал, почему все смеются.
Он сделал открытие. Вернул Рэсси одним словом
«друг», которое фон Круг не смог вычеркнуть из памяти. Что тут смешного?
Сергея качало от внезапной усталости. Все корабли
Океана двигались сейчас прямо на него. Он не имел права отвечать на их сигналы. Он должен был проверить главное.
— Рэсси, ко мне!
Сильные руки подхватили мальчика и отнесли в соседнюю комнату. Но прежде Электроника, прежде Громова, прежде быстрого Дона, прежде самого Командора, успевшего схватить падавшего Сергея, к мальчику одним прыжком подскочил Рэсси…
— … Алло, Сергей, ты слышишь меня? Прием, — услышал Сыроежкин как сквозь сон.
Он поднял веки. Увидел лучистые глаза под сросшимися бровями. Командор протянул ему великанскую руку, бережно посадил.
— Ну как, прошло? — спросил Командор. — На глубине это бывает.
— Я управлял… — сказал Сыроежкин.
И Командор сразу понял его:
— У тебя неплохо получается: Рэсси снова стал Рэсси. Когда-нибудь будешь управлять не одной машиной. Океаном. Или Космосом. Как захочешь.
Гель Иванович коснулся его плеча:
— Ты первооткрыватель, Сергей. Дай-ка я внимательно посмотрю на тебя. — И он ласково заглянул в глаза первооткрывателю, который неожиданно для всех вспомнил самое могущественное слово — «друг».
В зале прозвенели далекие колокольчики. Служба спасения оповещала о традиционном трехминутном молчании эфира. Замер весь Океан, до самого дна, прислушиваясь, не прозвучит ли где 808. В тишину спокойных секунд, отсчитываемых хронометром, изредка врывался слабый писк — сигналы морских животных, которые носили в себе гарпун сонных стрелков.
— Это дельфины и киты, — тревожно сказал Громов. — Надо их отыскать!
— Найдем, — обещал Командор.
— С кораблей, из космоса, со дна океана…
— Подключу всех диспетчеров.
— Чтоб больше никто не нажал тайно кнопку.
— Не позволим.
— Верю вам. — Громов вынул из кармана какие-то бумаги, разорвал в мелкие клочья. На вопросительный взгляд Командора улыбнулся: — Так, пустяки…
А Электроник, тоже нарушая традиционное молчание трех минут, сказал Сыроежкину:
— Я переделал основное правило Рэсси. Никаких больше хозяев… Только друзья!
— Вам одним открою строгую тайну. Я разработал
Запрещающие Теоремы…
Профессор Громов видит перед собой внимательные лица. Глаза профессора улыбчивы, но говорит он серьезно. Идет урок математики в восьмом "Б". Учитель Таратар кивает головой: он никогда не сомневался в могуществе математики.
— Понимаете всю сложность этого вопроса для прогресса человечества? Запрещающие Теоремы могли бы со временем остановить все машины. — Профессор оглядел программистов. — И вот однажды, написав очередную формулу, я подумал: а чем же виновата сама машина? Разве так необходимо ограничивать ее развитие? Виноват бывает какой-то человек, который либо не осознает результатов ее работы, либо использует во вред другим. В чем провинился мой Рэсси, почему я должен разрушить хорошую модель?.. Я уничтожил Запрещающие Теоремы, проще говоря — порвал лист с формулами. И сделал это с удовольствием!
А машина, из-за которой создавались Запрещающие Теоремы, угрожавшие человечеству, — вот она, совсем рядом, сидит у доски. Лохматая, усатая, с задорно поднятым хвостом — до последнего волоска вылитый терьер. Даже не верится, что черная тихоня — всемирная знаменитость. Интересно, что Рэсси сам о себе думает? Он-то осознает, в конце концов, что он — Рэсси?..