Но маска Йиржи Геллера скорее напоминала о венецианском карнавале, чем о торжестве американских призраков.
– Извините за странный вид, – сказал Йиржи Геллер, – но мне захотелось придать нашей встрече побольше артистизма.
– Это удалось, – подтвердил писатель, устраиваясь поудобнее.
– Ваш дальний родственник, – представил его Густав Шкрета.
Он пролистал «семейный альбом» до нужной страницы и указал Йиржи Геллеру на фотографии писателя:
– Вот, вот и вот…
Предупрежденные о предстоящем фарсе гости старалась вести себя непринужденно. Как на биеннале, в духе заявленного в меню авантюризма.
– Симпатично получилось, – оценил фотографии писателя Йиржи Геллер. – Надеюсь, вы понимаете, что данная мистификация не имеет под собой дурных намерений?
– Если вам хочется повалять дурака, то – пожалуйста, – отвечал писатель. – История видела обеды и посмешнее…
– Все писатели – педерасты! – вдруг заявила Вендулка.
– Почему? – опешил писатель.
– Потому что у них в голове совокупляются однообразные мысли, – пояснила сна.
Писатель слегка задумался, чем адекватно ответить Вендулке, но ему не пришло в голову ничего оригинального, кроме как – подпоить Вендулку и ее же трахнуть. «Может быть, это однообразно, – подумал писатель, – зато полезно для всякой критики", – и стал методично предполагать – где бы он мог подпоить Вендулку.
«Астара! Астара! – требуют зрители в самый разгар пьесы. Они желают познакомится с этим монстром от литературы. В конце концов амбиции льются через край, на сцене появляется неосмотрительный автор, и его забрасывают несвежими помидорами „Вот вам и пообедали…» – решает автор.. »
– «Дважды сосчитано, взвешено и поделено", – сказал Йиржи Геллер. – Вы знаете, откуда сие изречение?
Густав Шкрета расценил это замечание не иначе как в свой адрес, потому что – в данную минуту накладывал себе на тарелку еду с фуршетного стола. И в нерешительности! замер с вилкой наперевес.
– Боюсь ошибиться, – ответил писатель, подтягивая к дивану «перекати-бар», – но на иврите это звучит как: «мене, мене, текел, супинатор…»
– Упарсин, – поправил его Йиржи Геллер.
– Точно! – воскликнул писатель. – У меня незаконченное высшее образование, поэтому на завершающей стадии возможны ошибки, – пояснил он.
– А сейчас вы на каком этапе? – поинтересовалась Вендулка, наблюдая, как писатель разухабисто расправляется со спиртными напитками.
– Спасибо, – поблагодарил писатель за ехидную заботу о своем здоровье, – все более-менее хорошо… А с чего это вы вспомнили про пир Валтасара? – обратился он к Йиржи Геллеру.
– Валтасар олицетворяет в христианском искусстве тип Антихриста, – заявил Йиржи Геллер. – О чем же еще говорить за обедом, как не об искусстве?
Янка выразительно посмотрела на Ирэну, та переадресовала этот взгляд Вендулке, Вендулка пожала плечами и презрительно фыркнула, суммируя женское отношение к теме разговора. То есть, по их убеждению, – беседа «откинула первую ступень» и устремилась к орбите, когда пирующие не слушают друг друга и каждый гнет свою линию для демонстрации ума и эрудиции.
– Меня больше устраивают обеды Лукулла, чем Валтасара, – вставил Густав Шкрета, прикрывая рукой тарелку. – Вдруг откуда ни возьмись появляются на стене надписи, которые только пророк Даниил в состоянии расшифровать… Это же не конкурс кроссвордов, а совместный прием пищи…
– Вот именно, – подтвердила Вендулка. – Поэтому, если вы не расскажете, кто такой Валтасар, я напишу на стенке – все, что о вас думаю…
Йиржи Геллер обернулся к Густаву Шкрете, тот бросил взгляд на писателя, писатель уставился в потолок… То есть, по их убеждению, – «Союз» с «Аполлоном» никогда бы не состыковались, если бы дамы управляли этими летательными аппаратами.
– Упоминается в Библии, – пояснил Йиржи Геллер, – что когда вавилонский царь Валтасар обедал со своими придворными, женами и наложницами – на стене появилась надпись, которая предвещала Валтасару скорую гибель.
– А кто тут жена и наложница?! – воскликнули одновременно Янка с Ирэной…
«Автор думает – как избежать прямых аналогий… И аллегорий… Луч, пробивающийся сквозь тучи, олицетворяет собой надежду. Женщина с измерительными приборами – правосудие. Крест – страдание. Лев – царственность. Пир Валтасара – скорую гибель Йиржи Геллера… Автору становится скучно самовыражаться о конкретном художественном образе, и он придумывает для себя аллегорию – тупица…»
С Йиржи Геллером мы больше не живем по соседству. Каш двухэтажный дом, построенный в смешанном стиле, сгорел от неосторожного обращения с сигаретами. Что же касается сада, то его изуродовали колесами пожарные машины, которые приезжали тушить дом. А в это время на частоте 25, 7 передавали вагнеровский «Полет валькирий», и он звучал изо всех пожарных машин. Но хуже, что, по всей вероятности, вместе с домом сгорел Йиржи Геллер. Предположительно – в своем кабинете. И относительно гостей Йиржи Геллера – двух мнений быть не может. Они – поганцы, сволочи и мракобесы. Скорее всего это пьяный писатель задремал с недокуренной сигаретой, и под ним загорелся диван. Но вначале кто-то из новых «родственников» отравил Йиржи Геллера. Во всяком случае – такого мнения придерживается Вендулка. Перед самым пожарищем Йиржи Геллеру стало плохо, он удалился к себе в кабинет и больше не вышел оттуда. Из-за смешных обвинений Вендулки «пирующие» не известили полицию, что в огне погиб человек. Странно, что и Вендулка не сообщила об этом. Поздним вечером того же дня – четверо гостей и Вендулка сели в поезд и отбыли на поезде в Прагу. Так что разбирать руины дома – ни у кого не было необходимости. И даже маски Йиржи Геллера – не нашли…
глава четвертая
«десерт»
«…12 подвигов Геракла; 12 книг на полке; жизнь 12 цезарей; 12 таблиц Римского права; 12 пражских статей; 12 посланников; 12 пенсов равно 1 шиллингу; 12 дюймов составляют 1 фут»
Использование шизофрении в корыстных целях – это литературное творчество…
Однажды я добровольно посетил полицейский участок. Подошел к дежурному офицеру и принялся его изучать…
– Что вы хотите? – наконец обратил внимание дежурный офицер на мои подмигивания.
– Ничего, – невинно ответил я. Поскольку раздумал заявлять в полицию, что разбил их патрульную машину – своим унитазом.
Я полагал, что дежурный офицер должен был сам обо всем догадаться, исходя из моей внешности. Для этого и подмигивал.
– У вас нервный тик, – догадался офицер.
Неправда. У меня – идиотизм, Потому что надо пользоваться службой доставки, а не таскаться с унитазами по городу, Это же вам не Африка, чтобы употреблять свою голову вроде багажника… На улице Кшижиковой с моей головой случился крен, и я врезался вместе с унитазом в припаркованную машину. По счастью – без водителя, но к сожалению – патрульно-постовой службы, О чем я и прибыл доложить в ближайший полицейский участок, что мой голубой унитаз теперь у них на службе – торчит из лобового стекла…
А потом подумал, какие богатые смысловые ассоциации могут возникнуть при совмещении унитаза с полицейской машиной! Поди докажи, что это сделано не специально. И расхотел заявлять о случившемся, дабы не подвергать свою жизнь полицейскому произволу.
– Что-нибудь еще? – спросил нетерпеливый офицер, поскольку я продолжал топтаться возле его загородки.
– Надо бы оглядеться, – резонно заметил я, имея в виду, что акты вандализма у меня получаются только по вдохновению…
– Ну а пока, – набычился дежурный офицер, – не мог бы я взглянуть на ваше удостоверение личности?
– Хотя бы одним глазком? – снова подмигнул я, доставая из кармана свои документы.
Потому что полицейские всегда рассматривают их с вожделением, словно там вклеена фотография Памелы Андерсон. Это был некий фокус всех представителей власти – видеть Памелу Андерсон там, где ее нет. Мне этот фокус не удавался.