Программные документы, принятые в январе 1995 г., отражали политические и идеологические противоречия партии. С одной стороны, программа КПРФ повторяла многое из документов неортодоксальных левых 1989-92 гг. Социалистическая перспектива общества связывалась не только с исторической миссией рабочего класса, но и с экологическими задачами человечества и появлением новых производительных сил (и новых трудовых слоев). С другой стороны, здесь повторялись привычные для Зюганова положения об особом пути России, «державности» и «духовности». Критикуя режим Ельцина, лидеры КПРФ напоминали, что по существу речь идет о реставрации старого самодержавного государства с «законосовещательным» парламентом24). Но в то же время сами призывали к возрождению традиции старой (дооктябрьской) государственности и предрекали, что «демократия» в своем нынешнем проявлении «неизбежно будет заменена на социально-экономическую и политическую систему, соответствующую национальному духу народа. Суть ее: державность, народность, патриотизм и интернационализм»25). Такие понятия, как свобода, самоуправление или представительная власть в лексикон Зюганова не вошли.
Столь же противоречивой оказалась и практическая политика КПРФ, колебавшейся от голосования за бюджет в 1994 г. до требования отставки правительства в 1995, от призывов к союзу левых сил до альянса с «патриотической буржуазией». После того, как осенью 1995 г. национально-консервативная группировка внутри российского истеблишмента оформилась политически вокруг Конгресса Русских Общин, положение компартии стало еще более двусмысленным. КРО фактически заимствовала значительную часть идеологии и программы КПРФ, но придала им последовательно прокапиталистическую направленность. Лозунг союза с «национальной буржуазией» естественно толкал КПРФ в лагерь КРО, а традиционные обязательства и настроения собственных активистов диктовали прямо противоположные действия. Верхушка КРО, прекрасно понимая слабости своего партнера-противника, успешно использовала помощь компартии при решении собственных проблем, не давая ничего взамен. Поражение КРО на парламентских выборах 1995 г. временно сняло остроту проблемы. Жалкие результаты выразителей «патриотического капитала» должны были навести лидеров партии на переосмысление действительности. Однако положение КПРФ было слишком прочным, чтобы ее лидеры испытывали потребность в самокритике. Более того, партийное руководство продолжало сдвигаться вправо, не задумываясь о том, насколько пропагандируемые партией лозунги поддерживаются ее социальной базой. Как нечто само собой разумеющееся, предполагалось, что избирателю все равно деваться некуда и он сохранит верность партии, что бы ни вытворяло ее руководство.
Рост влияния КПРФ в 1993-96 гг. сопровождался попытками возрождения центризма. Одна за другой проходили дискуссии и конференции о необходимости создания сильной социал-демократии в России. Среди выступающих неожиданно появились не только представители социал-демократических групп, но и люди, ранее никакого отношения к ним не имевшие: идеолог перестройки А. Н. Яковлев, «серый кардинал» ельцинского режима Геннадий Бурбулис, бывший мэр Москвы Гавриил Попов, а затем и сам Михаил Горбачев.
Интерес этих людей к социал-демократическим лозунгам не случаен. Социал-демократические идеи однажды уже были использованы в России в начале «эпохи реформ» как прикрытие для партийно-государственной номенклатуры, стремившейся спокойно и безболезненно освободиться от собственного прошлого и идеологических обязательств. Вопрос о том, можно ли вообще применить в России методы «рыночного регулирования», практиковавшиеся в Швеции или Австрии, мало кого волновал, поскольку на деле никто и не собирался их применять. Чем менее пригоден был этот опыт на практике — тем лучше, ибо тем легче сделать следующий шаг в сторону открыто капиталистической идеологии и политики.
Возрождение интереса к социал-демократии в 1994 г. связано было уже с провалом реформ. Теперь, когда недовольство нарастало, а бесперспективность избранного курса стала очевидна всякому мыслящему человеку, правящие круги искали выхода из кризиса, но опять — на уровне смены лозунгов. Если в 1991 г. социал-демократическая риторика должна была прикрыть поворот к неолиберальному курсу, то теперь замена либеральных лозунгов социал-демократическими или социал-патриотическими была необходима для того, чтобы создав иллюзию перемен, наделе избежать резкого пересмотра экономической политики, заморочить голову населению, а заодно спасти конкретных политиков и их клиентуру.