При подсчете голосов были замечены многочисленные нарушения, и, скорее всего, Ельцину было приписано изрядное количество голосов. Но главное все же было не в этом. Зюганов полностью заслужил свое поражение.
КПРФ, представлявшая себя одновременно как консервативную и левую партию, не учла, что чем консервативнее те или иные слои населения, тем более они враждебны любым переменам (включая даже возврат в милое им прошлое), тем более склонны они поддерживать действующую власть и существующий порядок. Опросы, проводившиеся в середине 90-х гг., фиксируют стремительно возросшую буквально во всех слоях общества «потребность в социальной опеке». Социологи отмечали «заметное усиление в массовом сознании и “державнических” тенденций, и настороженности по отношению к Западу, и ностальгии по доперестроечным временам». 65% опрошенных в 1996 г. считали, что «отношение власти к людям ухудшилось» и только 4% видели перемены к лучшему. Социологи отмечают также, что важнейшим критерием при оценке власти оказывалась «интенсивность и эффективность государственного патернализма»31).
Вопреки ожиданиям лидеров Компартии, эта ностальгия толкала людей не в лагерь оппозиции, а в лагерь правительства. Оппозиционность вообще не является традицией советской политической культуры. Чем больше массы нуждались в государственной поддержке, тем больше они возлагали надежд именно на действующую власть, которая должна осознать свои ошибки, измениться, повернуться лицом к людям и т. д. Напрасно интеллектуалы иронизировали по поводу того, что если нынешняя власть повернется к народу своим лицом, вид будет еще омерзительнее. Ориентация на патернализм и борьба против власти психологически несовместимы, даже если большинство недовольно своим положением.
Чем больше Коммунистическая партия Зюганова осознавала себя в качестве консервативно-традиционалистской силы, тем более стремилась она к соглашению с властью. После неудачи на президентских выборах лидеры КПРФ говорили уже не о смене руководства в стране, а о «консолидации элит». Оппозиционная часть номенклатуры явно сделала выбор в пользу «худого мира», который будет лучше «доброй ссоры» с компрадорскими группировками. При этом лидеры партии были искренне убеждены, что подобная политика пойдет на пользу их социальной базе: войдя во власть, бывшие оппозиционеры смогут обеспечить для нее патерналистские меры. Идеи Подберезкина стали официальной партийной линией, хотя самого Подберезкина из комфракции «вычистили». На фоне общей эволюции партийного руководства он уже оказывался слишком левым... Фракция коммунистов проголосовала в Думе за доверие премьер-министру Черномырдину, а затем и за неолиберальный бюджет. В 1998-99 гг. коммунисты регулярно выражали доверие предлагавшемуся Ельциным правительству, поддерживали бюджет, принимали законопроекты, лоббировавшиеся частными компаниями и иностранными деловыми кругами. Зачастую причины такого поведения лежали вообще вне сферы политики: лоббизм по-русски мало отличается от обычного взяткодательства. На выборах губернаторов кандидаты от возглавляемого коммунистами народно-патриотического блока всячески подчеркивали свою умеренность и профессионализм. Остальные левые могли лишь растерянно наблюдать «правый марш» Зюганова и его окружения, не имея ни собственной организации, ни массовой поддержки.
«Коммунистическую партию трудно считать оппозицией», констатировала в конце 1996 г. «Независимая газета». Политика партии нацелена не на смену власти, а на ее улучшение: «часть прежней бюрократии, вынужденно оказавшейся в так называемой “оппозиции”, видимо, почувствовала, что многие из тех бывших товарищей, кто находится в исполнительной власти, угнетены отсутствием перспектив роста, к которым они привыкли раньше, и удручены качеством нового чиновничества, которое все больше ворует. Это создает возможность объединения всех, кто раньше был единым целым»32).