Поскольку госсектор не справлялся с возрастающей нагрузкой, а аппетиты частного сектора постоянно росли, правительство вынуждено было повышать налоги. В России при отсутствии прогрессивного налога на большие и сверхбольшие доходы облагалась налогами даже минимальная заработная плата, не обеспечивающая работникам даже физического выживания. Мелкий бизнес был бы полностью удушен налогами, если бы просто не перестал их платить. Поскольку уклонение от налогов стало общенациональным спортом, не могла не усиливаться коррупция государственного аппарата. Государство ослабевало, а функции поддержания порядка и регулирования жизни все больше приватизировались различными сообществами (от мафии и землячеств, до местной администрации и тех же государственных служащих, действующих неофициальным образом).
Задним числом западные эксперты сваливали вину за экономический спад на некомпетентных российских чиновников и «мафию». Между тем, в российском опыте нет ничего уникального. Все страны, последовавшие рецептам МВФ, пережили развал промышленности, работающей на внутренний рынок. Напротив, страны, отвергшие неолиберальные рецепты, будь то Китай или Белоруссия, достигли в те же годы высоких темпов экономического роста. Причем, сохранив предприятия, работающие на внутренний рынок, они смогли и резко увеличить свой промышленный экспорт.
Развал внутреннего рынка увеличивал заинтересованность новых хозяев России в рынке международном. С другой стороны, Международный валютный фонд уже в 1990 г., еще до распада СССР не скрывал своего желания интегрировать Россию в мировую экономику прежде всего как поставщика сырья и энергоносителей для Западной Европы. Промышленность могла быть конкурентоспособной лишь в том случае, если бы в нее вкладывали деньги. Но денег не было, и конкурентоспособность промышленности за годы неолиберальных реформ неуклонно снижалась. В то же время нефть и газ можно было вывозить независимо от уровня эффективности производства. На самом деле он тоже падал, росли потери сырья, измерявшиеся миллионами тонн «пролитой» нефти и газа, ушедшего на «отопление неба». Наращивать экспорт можно было двумя способами — увеличить производство или сократить спрос на внутреннем рынке. Первый способ требовал огромных капиталовложений, второй не стоил практически ничего. Легко догадаться, какой был сделан выбор. Именно второй период «реформ», начавшийся в 1994 г., стал временем одновременно укрепления рубля и роста экспорта. На первый взгляд это кажется противоречием, ведь удорожание рубля должно было ударить по экспортерам. Но это было время, когда мировая капиталистическая экономика находилась на подъеме, а цены на нефть, газ, цветные металлы росли в любом случае. Более того, они росли быстрее, чем цены на промышленные изделия. Зато дорогой рубль помогал подавить отечественную промышленность. Производимые ею товары оказались непомерно дорогими даже на внутреннем рынке. Производство сокращалось. Соответственно высвобождались ресурсы для экспорта. А на вырученные деньги ввозились импортные потребительские товары. Дорогой рубль сделал импорт дешевым. Экспортеры вкладывали свои деньги и в импортные операции, и в сферу услуг, наживая дополнительную прибыль. А в Москве и Санкт-Петербурге рос и процветал новый средний класс, потребляющий эти товары, обслуживающий новых господ. Олигархии нужны были грамотные менеджеры и хорошие парикмахеры, специалисты по ремонту «Мерседесов» и лояльные идеологи, надежные охранники и ангажированные журналисты. Все они, в свою очередь, становились клиентами друг у друга. Улицы Москвы заполнились тысячами превосходных западных автомобилей, расцвели бутики, а курорты Средиземноморья заполнились русскими туристами. В то время как в провинции большинство семей вынуждены были отказаться от подписки на ежедневные общенациональные газеты, бурный рост переживал рынок элитных «глянцевых журналов». Телевидение показывало новейшие голливудские ленты, оплаченные за счет рекламы импортных товаров.
Подобное процветание, однако, наблюдалось лишь в нескольких городах, ставших «центром» системы. Что касается «периферии», то там царили запустение и нищета. В Москве оказалось сконцентрировано около 80% финансового капитала, около 12% приходилось на долю Петербурга и лишь 8% на всю остальную страну. Но и этот оставшийся капитал, как легко догадаться, был распределен крайне неравномерно. В 1998 г. 21,7% населения страны по официальным данным имели доходы ниже прожиточного минимума. Зато 10% населения, по большей части находившиеся в столице и крупных деловых центрах, получали около трети всех денежных доходов.