В конечном счете эта политика сработала — на короткий срок. Каковы будут ее долгосрочные последствия, еще предстоит выяснить. Сегодня можно сказать с уверенностью лишь одно: впервые в истории кейнсианское регулирование было применено тактически — не только как средство спасения капиталистической системы как таковой, но и для спасения неолиберальной экономической стратегии. В этом плане правительство Евгения Примакова оказалось вполне на своем месте в мировом процессе. И его первоначальный успех, и его политическое поражение и вынужденный уход (когда острота кризиса миновала) — вполне закономерны.
Культ «глобализации», «гибкости» и «финансовых инструментов» создал у международных элит совершенно ложное представление о последствиях собственной политики и своих возможностях. Не будучи гуманистами и вполне осознанно допуская разрушение целых стран и регионов, они все же далеко не всегда готовы были предсказать все негативные последствия своих решений.
Главным достижением неолиберальной глобализации можно считать повышение гибкости системы — прежде всего на уровне отдельных корпораций. Парадокс в том, что это же оказалось и главной проблемой. Чем более «гибкой» (flexible) является любая бизнес-структура, тем более она склонна концентрироваться на краткосрочных задачах, жертвуя долгосрочными (и наоборот). Иными словами, повышение «гибкости» бизнеса на всех уровнях сопровождалось упадком стратегического планирования. Если бюрократический централизм имел свои серьезные недостатки, то система гибкого рыночного управления капитализмом — свои, возможно не менее серьезные. Сочетание корпоративной централизации, разворачивавшейся в небывалых масштабах на мировом уровне, с внедрением «гибкого» подхода означало и соединение недостатков, органически присущих обоим типам структур. Итогом этого стала беспрецедентная самодестабилизация капиталистической системы. «Отдельные спекулянты, корпорации, брокерские конторы, пенсионные фонды и т. д. получают от системы огромную выгоду, но в то же время они не могут заботиться о ее воспроизводстве, даже если они в этом кровно заинтересованы, — писала Сьюзан Джордж. — Все участники рынка действуют рационально и на этом все построено. В финансовой сфере, однако, преобладают краткосрочные, мгновенные решения, а краткосрочная выгода противоречит долгосрочному интересу, реализация личных возможностей каждого оператора на рынке противоречит задаче поддержания его стабильности, без чего этим же операторам не выжить. В такой ситуации разве можно избежать опасного поворота событий или предотвратить глобальный крах?»7)
Кризис 1998 г. выявил принципиальные пороки монетаризма, сделав их наглядными. Впереди новые кризисы и новые конфликты. Мировая экономика стоит на пороге нового цикла, а вместе с ним придут и перемены в идеологии и политике. Победы социал-демократов в ведущих странах Западной Европы в конце 90-х оказались проявлением тех же общих сдвигов. Ситуация сложилась беспрецедентная, ибо социал-демократические партии одновременно оказались у власти во всех ведущих странах Евросоюза — Великобритании, Франции, Италии и Германии. Прекратился и упадок социал-демократии в ее традиционной вотчине — Скандинавии. Если в конце 90-х социал-демократы теряли голоса на выборах в национальные парламенты, то главным образом — в пользу партий, которые находились еще левее. В большинстве западноевропейских стран наметилась новая тенденция: слева от социал-демократии появилась влиятельная посткоммунистическая или социалистическая партия. Традиционных компартий больше нет при сохранении старых названий, но коммунистические избиратели не отошли к социал-демократам даже там, где «Социалистический Интернационал» представляют вчерашние коммунисты (как это, например, произошло в Италии). Слева от социал-демократии в Европе появилась новая сила. Это Партия демократического социализма в Германии, Партия коммунистического возрождения (Rifondazione) в Италии, «обновленная» компартия во Франции, Левая партия Швеции и т. д. Даже в Англии с ее неколебимой двухпартийной системой, в рамках Лейбористской партии усилилась группа Campaign, фактически тождественная по своей идеологии немецкой ПДС или итальянской Rifondazione, а на выборах в шотландскую ассамблею прошел представитель троцкистов. Кстати, электоральные успехи партий, прежде относившихся к «ультралевым» — тоже показательный симптом 90-х гг. на Западе — в Голландии, Дании и Франции появились парламентарии, представляющие троцкистские и экс-маоистские группы.
7)
The Lugano Report. On Preserving Capitalism in the Twenty-first Century. With an Appendix and Afterword by S. George. Pluto Press, London: 1999. P. 26.