Вся эта публика умела только выпрашивать, растрачивать и разворовывать деньги — никакой политической выгоды для Лужкова от подобных мероприятий не было. Иметь дело с провинциалами было надежнее. Не очевидно, что дружба Лужкова с Шаймиевым прибавила московскому мэру авторитета в Казани, но не это главное. В Казани умеют считать. Не зря же там трудился сам Лобачевский, открывший пересекающиеся параллельные прямые!
Как известно, у нас, чтобы договориться, надо поделиться. Блок московского правителя с другими удельными князьями фактически означал отказ от претензии на царскую власть. В обмен на поддержку региональных лидеров Лужков должен был, по крайней мере, пообещать своим коллегам такую меру независимости, что сама должность кремлевского президента рисковала превратиться в чисто номинальную. Разумеется, эти обещания, как и любые другие, могли быть впоследствии нарушены, но сделать это было бы не так-то просто, ведь автономные президенты тоже не лыком шиты.
По мере того, как становилась ясна цена компромисса, пост президента стал терять привлекательность для Лужкова. В то же время все более очевидной становилась необходимость искать политически удобную фигуру, пользующуюся влиянием не только в столице. Это вынудило Лужкова совершить новый шаг в сторону от первоначального проекта — пост лидера ОВР был предложен отставному премьеру Евгению Примакову, который после некоторого колебания согласился. Все опросы общественного мнения показывали, что после отставки Примаков оставался самым популярным политиком в стране. Более того, после отставки рейтинг бывшего премьера продолжал расти. Объяснялось это прежде всего тем, что Примакова считали независимым политиком, не связанным ни с одной элитной группировкой, думающим об интересах страны и простых людей. В этом плане появление Примакова во главе блока «Отечество — Вся Россия» было сильным предвыборным ходом для этого блока. Но одновременно это было и серьезным просчетом Примакова, который утратил репутацию независимого политика. Более того, соединившись с Лужковым и Шаймиевым, бывший «розовый премьер» утратил поддержку в левых кругах.
На протяжении всех 90-х гг. политики и журналисты пугали друг друга призраком распада России (который естественным образом должен был последовать за распадом СССР). Но Российская Федерация сохранилась. Точнее, период полураспада России оказался исключительно долгим. Формой распада стало не создание новых государств, а именно развитие «касикизма» по-русски. Но политический процесс вступил в 1999-2000 гг. в новый цикл. Замена Ельцина на Горбачева стоила нам потери Союза. Ясно, что борьба за власть в Кремле была не единственной, даже не главной причиной этого, но именно она подтолкнула окончательный развал. Логика здесь проста. Политик, удерживающий власть, стремится сохранить целостность страны, ибо это его владения (пожалуйста, не надо искать иных причин). Напротив, политик, борющийся за власть, вполне может пожертвовать частью земель, ведь они еще не стали его личными вотчинами.
Борьба за передел власти, начавшаяся в 1999-2000 гг., снова сделала угрозу распада страны актуальной. Лужков всегда был прежде всего лидером московской деловой группировки и в борьбу за президентское кресло он вступил не только из-за личных амбиций. Интересы этой группировки надо было охранять, в том числе и от кремлевских олигархов, и от «жадных провинциалов», которые могут захотеть использовать государство для перераспределения ресурсов в свою пользу. Находясь в Москве, легко говорить об общих интересах, но по отношению к стране в целом столичная элита — одна из самых своекорыстных и «сепаратистских». Разумеется, сепаратизм Москвы имеет определенные пределы. Благополучие столицы зиждется на перекачивании финансовых ресурсов с периферии в центр — это логика капиталистического рынка (по той же логике финансовые ресурсы России аккумулируются на Западе). Централизация капитала позволяет эти ресурсы выгоднее использовать. Ясное дело, Лужков был всегда заинтересован в том, чтобы единое экономическое пространство до известной степени сохранилось. Парадокс в том, что команда Ельцина в 1991 г. рассуждала точно так же. Исходя из очевидных экономических преимуществ России по отношению к ее политической периферии, эта команда готова была допустить распад Союза в глубокой уверенности, что «республики от нас все равно никуда не денутся». Между тем логика политической дезинтеграции требует иного, а локальные финансовые центры начинают напрямую работать с западными. От бывшей метрополии стараются удалиться даже себе во вред, ибо бюрократия не всегда думает об экономике.