От тротуара уходила наверх, к полянкам и кучам каменных глыб, широкая тропа. На развилке был плакат, предупреждающий, что мы перед памятником архитектуры, охраняемым государством. Куда идти, по тротуару или в гору? И спросить некого: люди, изредка встречавшиеся на Солнечной тропе, куда-то пропали.
Мы полезли в гору, но плавный подъём быстро закончился, а широкая тропа поделилась на горные тропинки, огибающие валуны и опасные скальные обрывы. Царские особы вряд ли могли тут прогуливаться. Пришлось поворачивать и спускаться на тротуар, пытаясь понять, куда по нему идти, вперёд или назад. Никак не получалось вспомнить, была ли другая развилка? Вроде бы не было. А если была?
Мы осторожно двинулись вперёд, минули ребятишек, натягивающих цепь на велосипед, спрашивать у которых, где мы и куда нам идти, было стыдно, перешли шоссе, которое раньше шумело над головой, оказались на отворачивающей от него асфальтовой дорожке и только тут, выше неё, увидели в лесу нашу тропу, на которую поспешили вскарабкаться. Вокруг снова был знакомый лес, под ногами тот же песок, а по краям похожие булыжники, но тропа продолжала уводить от моря, огибая окраину посёлка, и сомнения, туда ли идём, оставались.
Людей навстречу нам по-прежнему не попадалось. Правда, по асфальту, с которого мы ушли вверх, уверенно догонял и почти поравнялся с нами подволакивающий левую ногу пожилой мужчина с синим молодёжным рюкзаком на плече.
Ровная асфальтовая дорожка, по которой он двигался, понемногу подтягивалась к склону, а когда отвернула, уже опередивший нас старик полез на тропу и, пока поднимался, мы его догнали.
Он поздоровался, мы тоже, и я спросил, царской тропой идём или нет.
- Царской, царской, - покивал старик, вопросительно подняв брови.
Впрочем, я поспешил окрестить его стариком. Вблизи мужчина оказался не многим старше меня и даже менее седым. Довольно грузный, но лёгкий на ходьбу, несмотря на подволакивания ноги. Рюкзак обеими лямками закинут за одно правое плечо. Кроссовки, тёмные брюки, ветровка цвета кофе с молоком, надвинутая на лоб выцветшая кепка с козырьком. Лицо невыразительное. Взгляд, знакомый со всеми мировыми печалями. Глаза бесцветные, без выраженного интереса к собеседнику, смотрящие мимо, за спину. Ровный приятный голос и понятная правильная речь.
- Думали, что с тропы сбились, - словно оправдываясь перед учителем, объяснили мы с Галей свои тревоги согласно кивающему нам мужчине. - Сначала обходили по асфальту разрытый участок с завалами. Потом тропа повела через посёлок, по плиточному тротуару мимо заборов. Уходила от моря. Мы свернули на тропу, ведущую в гору. Упёрлись в огромные валуны. Обрывы. Тропы стали чуть не козьи.
- Вы на Крестовую скалу пытались забраться. Там раскопки ведутся, много чего находят.
- Это та гора с двумя крестами? - спросила заскучавшая было, а после встречи заметно оживившаяся Галя. - Которую мы из ротонды видели? Вот почему там написано про памятник архитектуры! А вы не знаете, что там ищут? И кому кресты?
- Утварь древнюю ищут, черепки, монеты. Скала эта удобный наблюдательный пункт. Когда-то давно там был пост римлян. На том месте поставили памятный крест. Второй крест - на могиле убитых разбойниками монахов. Убийство случилось относительно недавно. Рассказывают, что устроился однажды на скале отшельник. К нему другие подтянулись, монастырь построили. Только построили, как налетели лихие людишки. Хотели пограбить, а грабить нечего. Так они с досады монастырь сожгли, монахов перебили.
- А тропу называют царской потому, - продолжал мужчина, - что она проходит по области бывших царских дач. Эту местность живописал Евгений Маркин в книжке про Крым издания 1873-го и 1884-го годов. Не читали? Тогда послушайте, постараюсь процитировать.
- "От Ай-Тодора до Ялты берег можно назвать царским... Сначала дикая, запустевшая Верхняя Ореанда великой княгини Елены Павловны, потом Нижняя Ореанда великого князя Константина Николаевича и, наконец, Ливадия, принадлежащая царствующей императрице. Все эти имения чрезвычайно обширны, по масштабу южнобережных владений. Самое замечательное из них - Ореанда великого князя. На южном берегу нет местности красивее и оригинальнее Ореанды. Лес гуще, чем где-нибудь. Огромные отдельные скалы разнообразной формы стоят над самым морем, ничем не маскируя своих недоступных ликов. Одни голые, другие в лесах, как в волосах. На самой высокой водружён крест, царящий над окрестностью. Если взобраться к этому кресту, окинешь одним взором лучшие уголки южного берега. На другой скале, полевее, пониже, но тоже необыкновенно живописной, стоит белая колоннада в афинском античном стиле. Она переносит ваше воображение на счастливые берега Аттики, в Акрополь, полный белых статуй и белых колонн. Стоя под этой колоннадой, взгляните вниз, в пропасть, раскрытую у ног ваших. Вся эта пропасть налита лесами и парками, лесами такими же роскошными, как парки, парками такими же старыми и тенистыми, как леса".
Выдохнув, он продолжал:
- Но про царскую тропу вы у Маркова не почитаете. Он по ней не ходил. Строить тропу начали после его крымских путешествий. Восемь лет два сапёрных батальона шли навстречу друг другу: взрывали скалы, рубили лес, укрепляли склоны. Зато Марков проехал по императорскому шоссе на ферму императрицы. Это шоссе сапёры частично использовали, когда прорубали тропу. То, чем он любовался с шоссе, мы видим с тропы.
И наш попутчик выдал новую книжную цитату и снова без запинки:
- "Чтобы царственному семейству можно было иногда посещать эту горную ферму, славящуюся своим превосходным молоком и маслом, по скатам Яйлы, в густоте бора, проведено прекрасное шоссе. Поведено оно с замечательным мастерством. Каждый поворот - поразительная картина. Где нужно, сняты деревья, заслонившие вид; где можно, дорога завертывает в такой угол, откуда лучше всего открывается перспектива моря и Ялтинской долины. На первом плане гигантские стволы сосен самой разнообразной формы, самых разнообразных положений; они охватывают вас настоящим девственным лесом, потому что до проведения шоссе сюда почти нельзя было забираться дровосекам. На всяком шагу обрывы, утесы, широкие пропасти глубоко внизу, леса прямо над головою, леса под ногами. То одна беспредельная синева в раме лесной просеки, то вдруг засмеется всеми красками пестрая, веселая Ялта, прилегшая к своему голубому заливу, а то едешь зелеными, горными лугами, ровными и мягкими, покрытыми фиалкой и разноцветом, и совсем забываешь, что тут вблизи море, утесы, города и дворцы. Едешь, едешь - коляска повернула - стой! - Как в волшебном представлении, исчезли сельские пастбища, ты уже висишь над обрывом, а на дне обрыва вся Ореанда!"