— У меня сегодня важный день, — произнесла женщина. — Мне нужно работать. Ты хотел играть — играй, только, ради Бога, не устраивай истерики.
Дверь номера хлопнула, молодой человек пронесся по коридору, не взглянув на Сару, и сбежал вниз по лестнице.
К Саре уже спешил Стефано: сцена была слышна и на первом этаже. Стефано нажал ту же кнопку, в которую до этого она тыкала пальцем раз десять, и громкая связь тут же отключилась. «Такую бы шутку, да сыграть с нашим премьер-министром», — заметил он, усмехаясь.
Англичанка оставалась в номере. Через некоторое время Сара решила все-таки занести ей приглашение, а заодно и проверить, все ли с ней в порядке. С такими уравновешенными людьми, бывает, случаются вещи похуже, чем с горячими головами. Она постучалась, ожидая увидеть по крайней мере какую-то напряженность, но увидела улыбающееся, открытое лицо. Мисс Гарднер встала из-за стола к ней на встречу. Она работала: на столе располагался раскрытый ноутбук и какие-то бумаги. Англичанка поблагодарила за приглашение и сказала, что придет, скорее всего, одна.
Натали Гарднер, конечно, была расстроена, но по ней это не видно. Как профессиональный юрист, Наг, как называли ее близкие, знала, что состояние аффекта часто, по разным причинам, бывает очень выгодно людям, поэтому аффекты, происходящие на ее глазах и относящиеся к ее личной жизни, она никогда не воспринимала слишком серьезно. И это обычно помогало ей выходить из острых жизненных ситуаций без особых потерь.
Натали окинула взглядом номер, задержалась на невообразимой груде вещей в раскрытом чемодане своего взбалмошного друга и грустно покачала головой. Похоже, развязка ее очередной любовной истории близка. Она давно научилась не воспринимать подобные перемены всерьез. Лишь один поворот в своей жизни она считала действительно важным, но это случилось уже так давно.
…Когда погибли родители, все словно замерло вокруг двенадцатилетней Нат. Она до сих пор не помнит, как прошел следующий месяц: кажется, уже на следующий день приехала тетя Рэтчел, младшая сестра отца, которую вызвали из Лондона соседи. Целую неделю в доме постоянно находились какие-то люди: Гарднеры были очень общительны, и пол городка пришло выразить свои соболезнования. Рэтчел принимала их одна, так что Натали все эти дни была предоставлена самой себе… А потом тетушка забрала ее в Лондон.
Позже ей много раз рассказывали, как они ехали на поезде в столицу и как Нат вышла на какой-то станции и чуть не осталась на перроне, засмотревшись на голубей. Как, приехав в тетушкин дом на Черчилль-стрит, она посоветовала тетиному мужу Томасу отрастить бороду, чтобы он «выглядел помоложе». Всего этого Натали просто не помнила.
Но время шло, и постепенно ее жизнь в доме у тетушки стала налаживаться. Лондон нравился ей. Учиться в новой школе была интересно. Тетушка поселила Нат в теплой мансарде и разрешила водить подружек сколько угодно.
Дядюшка Томас увлекался коллекционированием картин. В этом деле у него был, как он сам выражался, отличный нюх. Все началось с того, что дядюшка буквально влюбился в один случайно увиденный на книжных развалах рисунок, на котором было изображено… Едва ли он смог бы объяснить тогда, что было изображено на этом рисунке, который он купил и повесил в приемной своего адвокатского бюро. Через пару недель в бюро зашел один из клиентов дядюшки Томаса, арт-консультант по имени Генрих. Бросив случайный взгляд на рисунок, Генрих начал удивленно его рассматривать, а потом, назвав какую-то труднопроизносимую русскую фамилию, предложил дядюшке немедленно продать рисунок за цену, в несколько десятков раз превосходящую ту, что была за него заплачена.
Дядюшка отказался. И теперь, по прошествии стольких лет, рисунок висел на почетном месте, но уже не на первом этаже — в адвокатском бюро, а на втором, где размещалась дядюшкина коллекция, владелицей которой была она, Натали Гарднер.
Подростком Натали ходила вместе с дядюшкой Томасом по всем четырем комнатам его галереи и слушала истории, связанные с приобретением картин. Когда речь заходила о нынешних ценах на висящие здесь работы художников, имена которых Нат впервые услышала от дядюшки, она не слишком-то ему верила… И уж совсем полными небылицами казались ей рассказы о похитителях, которые охотятся за этими картинами. «Вот эту работу Пикассо, — показывал ей дядя кусочек картона, на котором простым карандашом был нарисован сидящий боком, нелепый, как ей тогда казалось, голубь, — уже дважды пытались украсть: один раз в середине шестидесятых прямо из галереи, а другой раз с выставки частных собраний в Дании». Дальше следовал подробный рассказ о приобретении голубя самим дядей.