Но мне только что сообщили, что представитель группы «Зона Бедствия» встретился сегодня утром с партией «зеленых», и всех их перестрелял, так что ничто теперь не может остановить… Зафод выключил приемник. Он повернулся к Форду.
— Знаешь, о чем я думаю? — спросил он.
— Думаю, да, — ответил Форд.
— Скажи, а что ты думаешь, что я думаю?
— Я думаю, что ты думаешь, что нам самое время смыться с этого корабля.
— Я думаю, что ты прав, — сказал Зафод.
— И я думаю, что ты прав, — сказал Форд.
— А как? — спросил Артур.
— Тихо, — сказали Форд и Зафод, — мы думаем.
— Ясно, — сказал Артур. — Значит, мы погибнем.
— Слушай, прекрати, а? — попросил Форд.
Здесь стоит напомнить, что Форд, первый раз повстречавшись с людьми, выдвинул теорию, чтобы объяснить их забавную привычку постоянно говорить и повторять самые-самые очевидные вещи, типа «Прекрасная погода», или «Как ты вырос», или «Ясно. Значит, мы погибнем».
Сначала он решил, что если люди не будут упражнять губы, у них зарастут рты.
Понаблюдав за ними несколько месяцев, он выдвинул вторую теорию: «Если люди не будут упражнять губы, у них начнут работать мозги».
На самом деле, вторая теория более верна для белцеребонцев с Какрафуна.
Белцеребонцы постоянно вызывали комплекс неполноценности у соседних народов, поскольку были не только одним из самых просвещенных и гармоничных народов в Галактике, но еще и одним из самых тихих.
В наказание за такое поведение, которое все посчитали нагло самоуверенным и провокационным, Галактический Трибунал приговорил их к заражению самой жестокой из всех социальных болезней — телепатии. В результате, чтобы предотвратить разглашение любой мысли, которая появлялась у них в голове, во всеуслышание в радиусе пяти миль, им приходилось постоянно и очень громко говорить о погоде, болях в пояснице, вчерашнем матче, и о том, каким шумным местом вдруг стал Какрафун.
Другим способом для достижения той же цели может быть посещение концерта «Зоны Бедствия».
Концерт должен был вот-вот начаться.
Корабль должен был начать свой последний путь еще до начала концерта, чтобы врезаться в солнце за шесть минут тридцать семь секунд до кульминации той песни, которую сопровождал своей гибелью, чтобы свет вспышки успел на Какруфун вовремя.
Он уже минут пять двигался навстречу своей гибели к тому времени, когда Форд Префект завершил обход остальных помещений бутафорского корабля, и ворвался обратно в рубку.
На экране угрожающе росло солнце Какрафуна — сияющий, раскаленный добела водородный ад — а корабль летел ему навстречу, и не обращал ни малейшего внимания на то, как Зафод молотит по пульту. Артур и Триллиан смотрели на экран примерно таким же остекленевшим взором, как кролик на ночном шоссе смотрит на приближающиеся фары, считая, что единственный способ иметь с ними дело — это сыграть в гляделки и выиграть.
Зафод оглянулся. В глазах его было безумие.
— Форд, — крикнул он. — Сколько здесь спасательных капсул?
— Ни одной, — ответил Форд.
Зафод начал заикаться.
— Ты считал?
— Два раза, — сказал Форд. — А тебе удалось связаться с операторами?
— Как же, — сказал Зафод. — Я сказал им, что здесь толпа народа, а они попросили передать всем привет.
Глаза Форда полезли на лоб.
— А ты сказал им, кто ты такой?
— Конечно. Они заявили, что это большая честь. И еще добавили что-то про счет в ресторане, и про полицию.
Форд грубо оттолкнул Артура, и склонился над пультом.
— Неужели здесь ничего не работает?
— Все отключено.
— Разбей автопилот.
— Ты его найди сначала. Ничего не действует.
Наступила холодная тишина.
Артур бродил вдоль задней стены. Вдруг он остановился.
— Кстати, а что значит «телепортация»? — спросил он.
Ему никто не ответил.
Потом все медленно повернулись в его сторону.
— Конечно, сейчас не время для лекций, — сказал Артур, — но я помню, ты однажды говорил это слово, и оно мне сейчас вспомнилось…
— Где написано «телепортация»? — ровным голосом спросил Форд.
— Вот тут, — ответил Артур, указывая на небольшую дверь в задней стене рубки, — Как раз под словами «Система экстренной» и над «не работает».