Четверо склонилсь над пультом, тщетно пытаясь вытеснить из сознания жуткий грохот и содрогания корабля.
Они сосредоточились.
Еще сосредоточились.
И еще сосредоточились.
Проходили секунды.
На лбах Зафода выступил пот, сначала от напряжения, потом от отчаяния, и, наконец, от стыда.
Наконец он издал злобный вопль и хлопнул по выключателю.
— А, я уже думал, что вы никогда не включите свет, — сказал голос. Нет-нет, не так ярко, пожалуйста, глаза у меня уже не те, что были раньше.
Всех четверых словно током ударило. Очень медленно пять голов повернулись, хотя их скальпы при этом явно пытались остаться на месте.
— Ну. Кто беспокоит меня в этот час? — продолжало маленькое, ссохшееся, согбенное создание, стоящее под терновым кустом на дальнем конце мостика. Две его головки, на которых во все стороны торчали редкие седые пряди, на взгляд казались такими древними, что могли бы смутно помнить, скажем, рождение Галактики. Одна клевала носом, другая, прищурившись, смотрела прямо на них, и этот взгляд словно пронизывал их насквозь. Если глаза прадедушки были уже не те, что раньше, то раньше, по всей вероятности, они с успехом заменяли рентгеновский аппарат.
Зафод, заикаясь, бормотал что-то невнятное. Он отвесил замысловатый двойной поклон — традиционное бетельгейское приветствие старшего члена семьи младшим.
— Э-э… у-у… привет, прадедушка, — выдохнул он наконец.
Старикашка двинулся вперед. Он уставился на компанию вокруг пульта. Он поднял руку и костлявым пальцем указал на своего правнука.
— А, — заявил он. — Зафод Библброкс. Последний из великого рода. Зафод Библброкс Никакой.
— Первый!
— Никакой!
Зафод ненавидел этот голос. Ему всегда казалось, что больше всего он похож на то, как если бы ногтями скребли по черному стеклу в окне того, что он привык считать своей душой.
Он съежился на стуле.
— Да, конечно, — бормотал он, — да, прадедушка, прости меня за тот случай с цветами, я действительно хотел их послать, но понимаешь, венки в магазине только что кончились, и…
— Ты забыл! — влепил ему Зафод Библброкс Четвертый.
— Ну…
— Вечно занят. И никогда не думаешь о других. Так же, как и все живые.
— Две минуты, Зафод, — смятенно прошептал Форд.
Зафод засуетился.
— Ну хотел я их послать. И письмо прабабушке я тоже напишу, вот только выберусь из этой заварухи.
— Прабабушке… — пробурчал старикашка себе под нос.
— Угу, — сказал Зафод. — Кстати, как у нее дела? Знаешь что: я даже навещу ее. Но сначала нам нужно…
— У твоей покойной прабабушки и у меня все очень хорошо, — отрезал Зафод Библброкс Четвертый.
— У…
— Если не считать того, что мы очень разочаровались в тебе, Зафик…
— Э-э… ну… — Зафод чувствовал, что почему-то никак не может вырваться из-под влияния прадедушки, а то, что Форд тяжело дышал ему в затылок, напоминало, что последние секунды неумолимо бегут. Шум и содрогания корабля все возрастали. Лица Триллиан и Артура мертвенно белели в неярком свете.
— Э-э, прадедушка…
— Твое поведение вызвало у нас крайнее… неодобрение.
— Да-да, только вот сейчас…
— Если не сказать — отвращение!
— Не мог бы ты выслушать…
— И во что же ты превратишься, если будешь и дальше так себя вести?
— В мишень для вогенского флота! — завопил Зафод. Это было преувеличение, но другого способа выбить старикашку из наезженной колеи он не видел.
— И это не вызовет у меня ни малейшего удивления, — пожал плечами Зафод Библброкс Четвертый.
— Только я в нее уже превратился, — правнука била крупная дрожь.
Призрак прадедушки кивнул, взял чашку, принесенную Артуром, и с интересом оглядел ее.
— Э-э… прадедушка…
— Известно ли тебе, — сказал дух, пригвождая Зафода к месту суровым взглядом, — что орбита Бетельгейзе Пять приобрела очень-очень маленький эксцентриситет?
Зафоду это не было известно, и вообще трудно было сосредоточиться на новых сведениях среди этих взрывов, содроганий, угрозы неминуемой смерти и так далее.
— Э-э… ну и что? — сказал он.
— И я теперь в гробу переворачиваюсь, — огрызнулся прадедушка. Он со стуком поставил чашку обратно, и снова указал на Зафода дрожащим узловатым пальцем.
— По твоей вине! — взвизгнул он.
— Минута тридцать, — пробормотал Форд и опустил голову на руки.
— Послушай, прадедушка, так ты вообще-то можешь помочь? Нам…
— Помочь? — воскликнул старик так, словно у него попросили горностаевую мантию.
— Ну да, помочь… именно, и, в общем… прямо сейчас, потому что…
— Помочь! — повторил старик так, словно у него попросили горностаевую мантию на пурпурной подкладке и с брабантскими кружевами. Во всяком случае, такое у него было выражение лица.
— Ты шляешься по всей Галактике со своими… — прадедушка пренебрежительно махнул рукой, — малопочтенными друзьями, и времени, видите ли, у тебя не хватает даже на то, чтобы принести цветы мне на могилу, пусть даже и пластиковые — что с тебя возьмешь — так нет! Уж такой занятый! Такой современный! Такой рациональный — до тех пор, пока тебя не загонят в угол. Вот тут ты и вспоминаешь о предках в астрале!
Он яростно кивнул левой головой — не настолько яростно, впрочем, чтобы разбудить правую, которая уже крепко заснула.
— Не знаю, не знаю, Зафик, — продолжал он. — Боюсь, мне придется еще крепко подумать об этом.
— Минута десять, — глухо сказал Форд.
Зафод Библброкс Четвертый уставился на него.
— Почему твой приятель все время что-то считает?
— Он считает, — сказал Зафод, пытаясь говорить спокойно, — секунды, которые у нас остались.
— А. Ко мне это, впрочем, не относится, — хмыкнул прадедушка, и двинулся дальше в обход рубки в поисках еще чего-нибудь, что можно повертеть в руках.
Зафод почувствовал, что балансирует на грани безумия, и подумал: не лучше ли просто шагнуть через эту грань, и больше не мучиться?
— Прадедушка, — сказал он. — Это относится к нам! Мы еще живы. Скоро этому конец.
— И к лучшему!
— Что?
— А кому вообще нужна твоя жизнь? Когда я думаю о том, во что ты ее превратил, мне на ум неизменно приходят только слова «дерьмо собачье».
— Но я был Президентом Галактики!
— Ха! — заметил прадедушка. — Это что — работа для Библброкса?
— Что? Единственный Президент во всей Галактике!
— Тщеславный ультращенок.
Зафода словно громом поразило.
— Да в чем дело, приятель? То есть… прадедушка.
Сгорбленная фигура прадедушки доковыляла до правнука и похлопала его по колену. При этом Зафод вспомнил, что прадедушка — всего лишь иллюзия, поскольку он ничего не почувствовал.
— Ты знаешь и я знаю, что значит быть Президентом, Зафик. Ты знаешь, потому что был им, а я знаю, потому что умер. Это очень расширяет кругозор. У нас так говорят: «Потрать жизнь на то, чтобы прожить ее».
— Угу, — горько сказал Зафод, — очень хорошо. Очень глубокая мысль. Вот сейчас я все брошу, и буду слушать твои афоризмы.
— Пятьдесят секунд, — вздохнул Форд Префект.
— На чем я остановился? — спросил прадедушка.
— На душеспасительной беседе, — ответил Зафод.
— Ах да.
— А он действительно может нам помочь? — шепнул Зафоду Форд.
— А кто еще может?
Форд угрюмо кивнул.
— Зафод! — продолжал прадедушка. — Ты стал Президентом Галактики не без причины. Ты помнишь эту причину?
— А мы не можем отложить этот разговор?
— Ты помнишь ее? — настаивал призрак.
— Нет! Конечно, нет! И не могу помнить! Они же просвечивают мозги всем кандидатам! Если бы в моих мозгах увидели все эти идейки, меня бы тут же вышвырнули на улицу — и что бы у меня осталось? Персональная пенсия, штат секретарш, корабль последней модели и две открученные головы?
— А, — удовлетворенно заметил призрак. — Так ты помнишь!