Четыре фигуры вокруг центрального пульта сгорбились в попытке сконцентрироваться и старались не замечать оглушительного шума и ужасных содроганий корабля.
Они сидели в сосредоточенном напряжении.
Шли секунды.
На лбу у Зафода выступили капельки пота — сначала от напряжения, потом от досады и, в конце концов, от стыда. Не выдержав, он яростно завопил, вырвал свои ладони из рук Триллиан и Форда и ударил кулаком по выключателю.
— Наконец-то ты включил свет, — произнес чей-то голос. — Не так ярко, пожалуйста, мои глаза уже не те, что прежде.
Все четверо подскочили в креслах. Они медленно обернулись на голос, хотя волосы на их головах продемонстрировали стремление остаться в прежнем положении.
— Ну, и кто же беспокоит меня в такое время? — спросила сухонькая согбенная фигурка, стоящая возле клумбы с папоротником в дальнем конце мостика. Седые головы старичка выглядели такими древними, что, казалось, они могли помнить рождение галактик. Одна голова спала, свесившись на плечо, а другая пристально щурилась на них. Наверное, если бы его глаза были такими, как прежде, то он мог бы резать взглядом алмазы.
Зафод нервно вздохнул. Он церемонно наклонил обе головы, что является на Бетельгейзе традиционным приветствием старших.
— А, э-э… привет, прадедушка… — промямлил он.
Старичок подошел к ним ближе. Он вгляделся сквозь неяркий свет. Он вытянул костлявый палец в сторону своего правнука.
— А, Зафод Библброкс, — сказал он недовольно. — Последний из нашей великой династии. Зафод Библброкс Никоторый.
— Первый.
— Никоторый! — каркнул старик. Зафод терпеть не мог его голос. Он скреб по его нервам, как гвоздь.
Он поерзал в кресле.
— Ну, прадедушка, — пробормотал он, — извини за цветы, я хотел прислать венок, но они кончились в магазине как раз передо мной.
— Ты забыл! — оборвал Зафод Библброкс Четвертый.
— Ну.
— Ты слишком занятой. Никогда не думаешь о других. Вы, живые, все одинаковые.
— Две минуты, Зафод, — прошептал Форд со страхом.
Зафод нервно пошевелился.
— Да, но я хотел их прислать, — сказал он. — Я и прабабушке напишу, лишь только выберусь отсюда.
— Твоя прабабушка… — задумчиво пробормотал себе под нос старик.
— Как она поживает? — сказал Зафод. — Я непременно навещу ее. Вот только мне надо сначала.
— Я и твоя покойная прабабушка поживаем хорошо, — проскрипел Зафод Библброкс Четвертый.
— А… ага.
— Но мы очень недовольны тобой, юный Зафод.
— А… да. — Зафод с удивлением чувствовал, что он не в состоянии взять разговор в свои руки, а тяжелое дыхание Форда над ухом напоминало о том, что секунды быстро уходят. Грохот и тряска усилились до ужасающей степени. Он видел в полумраке побелевшие и застывшие лица Артура и Триллиан.
— Э-э, прадедушка…
— Мы наблюдали за твоими успехами с изрядной долей огорчения.
— Да, минуточку, подожди…
— Если не сказать отвращения!
— Ну, послушай…
— Я хочу спросить, что с тобой происходит?
— В меня палит целый вогонский флот! — крикнул Зафод. Он преувеличивал, но это было единственной возможностью передать основную мысль по адресу.
— Меня это нисколько не удивляет, — сказал старик, пожимая плечами.
— Но это происходит прямо сейчас, — лихорадочно выпалил Зафод.
Спиритуальный предок кивнул, взял со стола чашку, принесенную Артуром, и посмотрел на нее с интересом.
— Э-э… прадедушка…
— А ты знаешь, — прервал призрак, меряя Зафода суровым взглядом, — что Бетельгейзе-Пять слегка изменила свою орбиту?
Зафод этого не знал, и к тому же, ему было трудно сосредоточиться на этой информации из-за шума, неизбежной гибели и прочего.
— Оттого, что я верчусь в своей могиле! — пролаял предок. Он стукнул чашкой о стол и уставил дрожащий обвиняющий палец на Зафода.
— Это твоя вина! — взвизгнул он.
— Полторы минуты, — пробормотал Форд, схватившись за голову.
— Да, да, прадедушка, ты можешь помочь, мы…
— Помочь? — воскликнул старик, как будто у него попросили норковую шубу.
— Да, помочь, и хорошо бы, прямо сейчас, иначе…
— Помочь! — повторил он так, как будто у него попросили норковую шубу, обжаренную в кляре и с картофелем фри. Он был поражен.
— Ты белым лебедем рассекаешь по всей Галактике со своими… — предок сделал презрительный жест рукой, — со своими беспутными друзьями, не удосуживаясь принести цветов на мою могилу, пускай хотя бы пластмассовых — от такого, как ты и это неплохо. Но нет, — ты слишком занятой, слишком современный, слишком скептичный. И вдруг, раз — у тебя проблема! Тут-то ты и становишься возвышенным и благородным!