– А вот странно - столько зверья, а запаха почти нет, - заметила Радмила. Это Захару не понравилось - сам он зоологические ароматы ощущал очень даже хорошо. Если жить с человеком в одной квартире, отношение к запахам приобретает основополагающее значение. Захар был доволен туалетной водой Радмилы, но не знал, как отнесется к тому амбре, которое внесут в прихожую определенные на постоянное жительство дамские сапожки. Если она не ощущает их благоухания, а он ощущает, будет очень трудно закрыть проблему без обид.
Решив при ближайшей возможности заглянуть в сообщество молодых мужей-домоседов и задать вопрос о сапожках, чтобы коллективный разум надоумил, Захар пошел вдоль стеллажей. Он редко видел животных в двадцати сантиметрах от своего носа - как-то все больше на мониторе.
Ему понравился любознательный пятнистый крысенок. Захар даже постоял, глядя на него одобрительно. Однако была в этом некоторая хитрость - он скосил глаз на Радмилу, чтобы убедиться, она этот маневр заметила. А в сообществе невест он вычитал накануне умную мысль: если мужчина животных любит, то и детей будет любить. Что по этому поводу думают молодые жены, он узнать не удосужился.
Вернулся парень в зеленом комбезе. Захар пошел ему навстречу.
– Скал вету и топу. Грят, анек. Нету крысеток, бня это, - сообщил тот, кого сгоряча приняли за консультанта, хотя он был просто уборщиком - чистил клетки с аквариумами, вовремя давал корм и заведовал поломойным агрегатом.
– Пасиб, - буркнул Захар.
Надо было сразу требовать встречи с ветеринаром, подумал он. А теперь - ишь, как ехидно Ферапонт ухмыляется, самурай трухлявый…
– Числива, - отвечал парень в зеленом комбезе и вдруг вскрикнул: - Ва!
Захар обернулся и увидел, что в торговый зал въезжает банда смаев.
Все они были в черных куртках и на черных скутерах, иные в масках, иные в каких-то сеточных коконах, нахлобученных на головы, возбужденные и голосистые. Плохо лишь, что слов смай не признавали - слова им заменяли разнообразные рожи, вспыхивавшие на гибких нагрудных экранах в разных сочетаниях. В сущности, этими рожами они могли сказать даже больше, чем «бригада 300» словами.
Захаров собеседник растерялся.
– Пипец… - прошептал он.
– Че? Бывали? - спросил Ферапонт.
– Ага.
Радмила видела смаев впервые в жизни. Они в последние годы стали стихийным бедствием - налетали, переворачивали все вверх дном и со счастливым смехом уносились на скутерах. Милиция давно бы уже с ними справилась, но стоило изловить банду, в которой обязательно были и девочки, и подростки до четырнадцати, как Союз по защите прав детей и подростков вставал на дыбы: смай имели право на любое выражение своих эмоций.
Они пошли по широкому проходу между стеллажами, ведя за рули свои скутеры, причем у некоторых эти рули были украшены пышными розовыми и зелеными бантами. Они тыкали пальцами в клетки с живностью и реготали. На груди у каждого вспыхивали в особых окошечках смайлы: «улыбка», «улыбка-восторг», «улыбка-ой-не-могу», «улыбка-с-клыками» и еще какие-то новомодные.
– Отступаем, - шепотом приказал Ферапонт. Но Радмила растерялась. К тому же в смаях не было пока никакой агрессии - одна детская радость от встречи с хомячками и крысятами.
Она промедлила лишнюю секунду - и рядом с ней оказалась совсем юная хорошенькая смаечка с огромным бантом на макушке, желтым в красный горошек. Хлопнув Радмилу по плечу, дитя залилось младенческим смехом, держась к Радмиле вполоборота, чтобы показать свои смайлы: в двух окошках «сердечки», в одном «улыбка-восторг», еще в одном «мордочка-в-сердечках». Все это дрожало, шевелилось, вспыхивало искрами, и человека неподготовленного могло даже загипнотизировать.
Радмила не желала ничего плохого - она лишь отвела руку смаечки, норовившей обнять незнакомую женщину за шею.
Лицо смайки изменилось - на нем нарисовались удивление, растерянность, обида, а рука меж тем быстро работала с пультом, вмонтированным в карман, и «смайлы» в окошках появились такие: «глаза-на-лбу», «слезы-ручьем», «разбитое-сердце» и «вырастающее-из-земли-надгробие». Смертельно обиженная смайка села на пол, прислонилась к стеллажам, закрыла лицо руками и зарыдала, с непременным для смаев громким «Ы-ы-ы!».
Тут же на Радмилу двинулись вмиг помрачневшие девчонки.
В окошках для смайлов у них разом появились страшные багровые рожи: «злобный-черт», «пасть-оборотня» и еще какие-то. Смай-главарь зарычал, всем видом показывая - а вот мы сейчас тебя за девочку-то нашу и проучим!
Захар растерялся: с одной стороны, Радмиле грозила опасность, но с другой - опасность грозила и дорогому скутеру, если его оставить без присмотра. Женщину смай, может, и не тронут, покричат и отойдут, а вот на технике зло сорвут однозначно.
Растерялся и Ферапонт. Но если Захар просто окаменел, то Ферапонт откровенно попятился перед натиском завывающих смаев, не выпуская из рук руль скутера.
Больше всего эта банда была похожа на стаю взбесившихся шимпанзе: парни топали ногами и потрясали кулаками, не забывая, однако, менять смайлы в окошечках. Ни одного человеческого слова Захар, Ферапонт и Радмила не услышали - только рыдания, визги и вой. Причем это вовсе не было работой на публику - так смай и между собой объяснялись. Считалось хорошим тоном не стесняться, выражая чувства, и чем активнее, тем замечательнее!
Персонал «Зеленого какаду», пострадав пару раз от налетов смайских банд, выработал стратегию и тактику в полном соответствии с законодательством. Стратегия была - противопоставлять стихии стихию, которую всякий закон сочтет невменяемой. Тактика - сделать это как можно скорее.
Именно поэтому парень в зеленом комбезе исчез, бросив на произвол судьбы искателей крысеток. Но далеко он не убежал.
Захар уже поставил скутер в поперечный проход между стеллажами и собрался двинуться на помощь Радмиле, когда большая дверь в торце ангара распахнулась и в торговый зал ворвался не маломерный, комнатный, декоративный, а самый настоящий страус, черный, с голой белой шеей и выпученными глазами, главное, с огромным разинутым клювом.