– Не знаю, как он умудрился купить это бунгало, – сказал Скэбис, имея в виду отца, – знаю только, что взял он его по дешевке. Папа не раз собирался затеять ремонт, но как-то все руки не доходили. Когда мы здесь поселились, мне было, наверное, лет двенадцать. Помню, что вещи мы перевозили на угольном грузовике. Картина маслом из жизни шикующих оборванцев.
Наверху было семь комнат, и в пяти из них располагалась библиотека Джона Миллера. Книги стояли в больших застекленных шкафах, занимавших все стены от пола до потолка, а те, которым не хватило места в шкафах, лежали стопками на полу – высотой мне по пояс, по плечо и даже выше головы, – и между ними змеились узенькие проходы. Несколько стопок опрокинулось, увлекая за собой соседние. В двух комнатах этот эффект домино сотворил что-то похожее на горные кряжи из страниц, корешков и обложек с зазубренными отвесными стенами в изломах глубоких ущелий и опасных расщелин. Будь я библиотекарем, мне бы потом еще долго снились кошмары. Третья комната была так плотно набита книгами, что в нее вообще невозможно было войти – почти сразу за дверью начиналась сплошная стена из книг. Невероятное зрелище. Я даже не знаю, было ли в той комнате окно.
Там были не только книги, но еще и журналы, большинство из которых относилось к пятидесятым и шестидесятым годам. Мы со Скэбисом почти восемь часов таскали в прихожую коробки, большие пластиковые пакеты, черные мусорные пакеты, спортивные сумки и чемоданы, набитые книгами и журналами, а их как будто и не убывало. Во всяком случае, я не заметил, чтобы книг наверху стало меньше. Иногда кто-то из нас находил что-нибудь интересное, и тогда мы делали перерыв и садились рассматривать книгу – изданную в девятнадцатом веке историю Великобритании с очень красивыми рисованными иллюстрациями, расписание поездов Юго-восточной железнодорожной компании, изданное в 1901 году в твердой обложке с золотым тиснением, «Брайтонский утес» Грэма Грина в переводе на испанский, замусоленный экземпляр «Власть пизды», специального выпуска «Oz» под редакцией Жермен Грир, избранные эротические журналы со смешными названиями типа «Попкой кверху», «Мой маленький пони» или «Проказница». В тот день мы собирались хотя бы один раз доехать до нового дома Миллеров, где огромный пустой сарай готовился принять в себя библиотеку Джона, но время явно работало против нас. Когда мы, уже ближе к ночи, вернулись обратно в Лондон, мы были по уши в книжной пыли, зачерненной осыпавшейся типографской краской. Как будто мы целый день просидели в печной трубе.
На следующий день мы собирались выехать пораньше, но нас задержал ливень из попугаичьих испражнений, который обрушился на лобовое стекло микроавтобуса аккурат в тот момент, когда Рэт провернул в замке ключ зажигания. Попугаичья неожиданность покрыла стекло ровным слоем, полностью заслоняя обзор.
– Ну, Хендрикс, ну еб твою мать, – заорал Скэбис, ударив ладонью по кнопке стеклоомывателя. Вода брызнула вверх и, минуя стекло, щедро полила крышу.
– Знаешь, а святой отец держал попугаев, – сказал Скэбис, пока мы наблюдали, как «дворники» размазывают по стеклу вязкую мутную жижу.
– Какой святой отец? – спросил я.
– У него были еще обезьяны и ламы, – продолжал Скэбис, пропустив мой вопрос мимо ушей. – По-моему, он запродал душу Дьяволу.
Это последняя реплика меня сразила.
– Кто?! Хендрикс?!
– Не Хендрикс. Кюре, – рявкнул Скэбис.
– Какой кюре? – Я тоже начал терять терпение.
– Соньер! – Скэбис взглянул на меня, как на дебила. – Он жил в доме при церкви. Там был сад, а в саду он построил оранжерею. И там держал попугаев. И обезьян. И еще лам. Хотя нет, погоди. Насчет лам я не очень уверен. Может быть, я их выдумал.
Ara. Понятно. Соньер. Тот самый Беранже Соньер, священник в приходе Ренн-ле-Как-Его-Там-Блин-Забыл.
– Ага, Соньер. – Я кивнул с понимающим видом, хотя, разумеется, не понимал ничего. Но вместо того чтобы прибегнуть к испытанной тактике многозначительного «агаканья», я решил прояснить ситуацию: – Знаешь, Рэт, у меня от твоего Ренн-ле-Шато уже все мозги завернулись. В половину того, что ты мне говоришь, я вообще не врубаюсь, а в оставшуюся половину врубаюсь с трудом. Может, выберем тему попроще? Поговорим, скажем, о Хендриксе?
– Ты даже не знаешь, что упускаешь, – ответил Скэбис. – Слушай, у меня много литературы по Ренн-ле-Шато. Я тебе что-нибудь подберу, для начала. У папы тоже есть книги по этой теме. Может, мы даже сегодня что-нибудь найдем. Вообще-то он президент Общества Соньера, я тебе не говорил? Это изотерическая группа, которая занимается всем, что связано с его тайной. Они ездят в Ренн-ле-Шато, читают лекции, устраивают конференции. Собственно, я впервые услышал о Ренн-ле-Шато от отца.
Мы не нашли ни одной папиной книги по Ренн-ле-Шато, и меня это не удивило. И не сказать, чтобы я огорчился по этому поводу. Но где-то через неделю, когда родители Рэта вернулись домой из Германии, он принес мне книжку в истрепанной мягкой обложке. «Проклятое сокровище Ренн-ле-Шато» Жерара де Седа. Пока мы раскуривались, я ее пролистал. Год издания – 1967-й. Скэбис сказал, что это – самая первая книга, в которой говорится о тайне Ренн-ле-Шато. Книжка была небольшая, текст был набран достаточно крупным шрифтом.
В общем, объем не пугал, и я дал Рэту слово, что непременно ее прочту.
– Да, чуть не забыл, – сказал Рэт уже на пороге, когда собрался уходить. – Я сегодня был у родителей и обнаружил у них в буфете на нижней полке пакет с песком. Я хотел его выбросить, и знаешь, что сказал папа? «Нет, пусть стоит. Мне его надо отдать. Его дают только под честное слово, что ты все вернешь».
– И что это значит? – не понял я.
Скэбис пожал плечами и, подмигнув мне таким «подмигом», каким могла бы гордиться сама Энн Робинсон, вышел за дверь.
– Его дают только под честное слово, что ты все вернешь, – крикнул он мне уже с улицы.
Я закрыл дверь, включил электрический чайник и сел читать «Проклятое сокровище».
Ренн-ле-Шато – это маленькая деревушка в провинции Лангедок, одной из красивейших областей Франции. Она стоит на вершине холма над рекой Одой. К югу от Ренн-ле-Шато возвышаются Пиренеи – отсюда меньше пятидесяти миль до испанской границы, – а чуть дальше к северу располагается средневековый город Каркассон. Это малонаселенная местность, одна из тех областей, где коз значительно больше, чем людей, а в 1885 году это был и вовсе забытый Богом уголок, удаленный от всякой цивилизации. В тот год церковные власти направили в приход Ренн-ле-Шато, в крошечную церквушку Марии Магдалины, нового кюре, Беранже Соньера.
Соньер хорошо знал эти места. Он родился в 1852 году в деревне Монтазель на другом берегу Оды, буквально напротив Ренн-ле-Шато. Его отец владел мельницей и какое-то время был мэром Монтазеля. Беранже был старшим из семерых детей – в добропорядочном католическом семействе – и в 1879 году получил посвящение в духовный сан. Прослужив несколько лет приходским священником в других деревнях долины Оды и проработав недолгий срок преподавателем в семинарии в приморском городке Нарбонне, он получил место в приходе Ренн-ле-Шато в возрасте тридцати трех лет. Судя по немногочисленным сохранившимся фотографиям Соньера, это был крупный мужчина: крепкого телосложения, широкоплечий, с волевым подбородком, квадратной челюстью, темными волосами и темными же глазами.