Колокола отзвонили четверть после полудня. Я уже начал всерьез опасаться, что сегодня действительно ничего не будет, но тут небо слегка прояснилось. Можно было бы написать, что тучи вмиг разошлись, и солнце явилось во всем своем пламенеющем великолепии и воссияло над миром, и сонм херувимов, воспевающих славу Господу, спустился с лазурных небес на залитую светом землю, но тогда вы бы решили, что я либо сбрендил, либо перекурил травы. Тем более что это была бы неправда. Но слабый свет солнца, как будто подернутый дымкой, все-таки просочился сквозь поредевшие облака и проник в окна в южной стене, отчего на северной стене образовались две вертикальные полоски света. Мы со Скэбисом заметили это одновременно и синхронно пихнули друг друга локтями.
Поначалу никто не понял, что это такое, – впрочем, и неудивительно. Я бы, наверное, тоже не придал значения этим пятнам, если бы не видел вчерашнего светового шоу. Сейчас это были всего лишь размытые тусклые кляксы, а не четкие круглые «яблоки». За исключением редких вкраплений желтого, пятна света были практически бесцветными. Это если смотреть невооруженным глазом. Но я смотрел через видеокамеру, в большом приближении, и поэтому различал очень бледные, едва уловимые оттенки красного, зеленого и синего. Потом я передал камеру Скэбису, а сам принялся тихонько шаманить, призывая солнце. В ответ на мои неумелые заклинания дневное светило скрылось за облаками, и пятна света на северной стене исчезли.
В течение следующих двух-трех минут они появлялись и исчезали еще несколько раз, причем с каждым разом становились все четче по форме и все насыщеннее по цвету. Синих яблок пока что не наблюдалось – самые яркие пятна были красными или желтыми. Люди начали проявлять недовольство. Несколько человек направились к выходу. Видимо, им надоело ждать непонятно чего. Ушел немец, который стоял рядом с нами. Ушла семейная пара с дочкой-подростком, на лице у которой читалась неприкрытая скука. Женщина с черными волосами, сидевшая на скамье рядом с Бельи и Йоханом, схватила за руку своего спутника и резко вскочила на ноги. Впрочем она поднялась вовсе не для того, чтобы уйти. Свободной рукой она указала на стену рядом с кафедрой и что-то крикнула по-французски. Я не понял ни слова, но женщина продолжала кричать, и было явственно слышно, что в ее голосе пробиваются нотки истерики. Может быть, она действительно впала в истерику. Хотя, на мой взгляд, три синих яблока на стене – это еще не повод для истерического припадка.
Уже в следующую секунду вся церковь взорвалась криками удивления и восторга. Все, кто сидел, разом поднялись на ноги. Кто-то истово крестился, кто-то молился, сложив ладони. Два или три человека опустились на колени. Но большинство так и вовсе забыли о том, что они в божьем храме. Люди вставали с ногами на скамьи, чтобы лучше видеть. Люди громко кричали, как будто мы были не в церкви, а на стадионе. В общем, народ неистовствовал. В целом все это напоминало ажиотаж у «Моны Лизы» в Лувре, только здесь возбуждение было стократ интенсивнее. Кто-то выкрикнул: «Чудо!» Какой-то мужчина пробился сквозь беснующуюся толпу, поддерживая под руку очень старую и явно больную женщину, и приложил руку своей подопечной к стене под синими яблоками. Пространство трещало щелчками бесчисленных фотокамер, словно мы вдруг оказались на конференции папарацци. Некоторые снимали со вспышкой.
– Не устаю поражаться на некоторых людей, – сказал Скэбис. Ему приходилось кричать, иначе я бы его не услышал. – Сами снимают со вспышкой, а потом будут диву даваться, что на снимках нет синих яблок. Посмотрят и скажут: мистика, «тайна» Ренн-ле-Шато. А что сами дебилы, в жизни не догадаются. Поистине неистребим человеческий идиотизм.
Представление с синими яблоками продолжалось в течение получаса. Их появилось достаточно много, и хотя в основном это были размытые бледные пятна, людям было уже все равно. Они увидели свое вожделенное чудо. Получили желанное подтверждение. Приобщились к запредельному. Теперь у них не осталось сомнений. Теперь они знали, что это правда: пергаменты, сокровища, все остальное.
Один проблеск солнца в пасмурный зимний день поистине творит чудеса.
На главной улице возникла пробка. Самая настоящая пробка. В Ренн-ле-Шато! Я ни за что бы не поверил, если бы не видел это своими глазами.
Большинство из тех, кто решил задержаться в деревне, в конечном итоге собрались в «Синем яблоке». Тони носился как угорелый, обслуживая посетителей с лучезарной улыбкой и символами евро, мигающими в глазах. Он поставил в обеденном зале еще с десяток дополнительных столиков и поступил очень мудро, потому что, когда мы со Скэбисом пришли в ресторан, там почти не осталось свободных мест. Народу было так много, что столы приходилось «делить», но никто не был против того, чтобы сесть с незнакомой компанией. Тем более что никто не собирался секретничать: все говорили об одном и том же.
Нам со Скэбисом удалось сесть за стол с Дженни и Бельи. В непосредственной близости к нам, за соседним столиком, сидела пара из какого-то маленького городка под Лионом, и они, ясное дело, разговорились с Бельи. Они приехали сюда в первый раз и имели лишь самое приблизительное представление о тайне Ренн-ле-Шато. Им рассказал о ней парень их дочки, который родился 17 января, ровно в полдень. С ними за столиком сидел странный товарищ, который на протяжении всего обеда убежденно доказывал им, что в Солнечной системе есть еще одна дополнительная планета и что Иисус происходит как раз оттуда.
– Он говорит, что Иисус был с другой планеты, – сказали они, когда «астроном» отошел в туалет. – Он вообще странный. Как будто сам тоже инопланетянин.
– Это еще ничего, – сказал Бельи. – Бывает и хуже. Это как с первой женщиной. По прошествии времени, когда вспоминаешь свой первый опыт в любви, ты понимаешь, что эта женщина была не самой умелой и страстной любовницей из всех, которые у тебя были потом, но ты все равно будешь помнить ее всю жизнь. Свою самую первую женщину. И тут то же самое. Вы всегда будете помнить своего первого психа из Ренн-ле-Шато.
За нашим столиком разговор тоже зашел об инопланетных пришельцах и вообще о космосе, и Дженни объяснила, почему она собирается переезжать на Гавайи. Насколько я понял, это было как-то связано с Большой Гармонией, парадом планет в форме шестиконечной звезды, который случился, когда мы со Скэбисом были в Шотландии. Дженни что-то такое рассказывала о красноземе в отдельных частях Гавайев и добавила под конец, что вокруг Ренн-ле-Шато тоже немало участков с подобной почвой. Да, я тоже заметил, что местами земля и камни на холме, где стоит Ренн-ле-Шато, были насыщенно-красными, цвета запекшейся крови. Раньше я этого не замечал, а теперь сразу заметил. Зимой, когда нет травы и других «маскирующих» растений, это сразу бросалось в глаза.
– Во многих сакральных местах на Земле почва красного цвета, – сказала Дженни. – Айерс Рок, пирамиды, Гластонбери, Ренн-ле-Шато. Красный цвет означает высокий процент содержания железа – а там, где железо, там и магнитные поля. Вихри магнитной энергии. Они нас притягивают как магниты и вступают в реакцию с железом, содержащимся у нас в крови. Можно сказать, они действуют наподобие катализатора.
– Помнишь, ты как-то сказала, что Ренн-ле-Шато придает ускорение карме. Это все связано, я правильно понимаю? – спросил я.
– Да, ты все правильно понимаешь. Что бы ни происходило у тебя в душе, будь то хорошее или плохое, когда ты попадаешь в такие места, все, что было запрятано в глубине, все, чего ты не знал о себе или знал, но боялся, поднимается на поверхность – и волей-неволей приходится разбираться и решать, как жить дальше. Это и есть ускорение кармы.
Впрочем, в случае с Бельи ускорение касалось не столько кармы, сколько количества выпитого вина. Процесс шел полным ходом. В ресторане играла живая музыка, что-то полуцыганское. Тони пригласил аргентинского гитариста и венгерскую скрипачку, симпатичную светловолосую женщину с приятной улыбкой. Бельи решил, что она – вылитая пастушка с картины Пуссена «Аркадские пастухи», и убедил в этом нас со Скэбисом. Тони тоже проникся и даже сбегал за книгой с репродукцией картины. Разумеется, венгерская скрипачка была ни капельки не похожа на пуссеновскую пастушку. Впрочем, Бельи уже потерял интерес к данной теме. Когда Тони вернулся с книгой, Бельи самозабвенно терзал гитару (которую выпросил у аргентинца), пытаясь извлечь из нее более или менее вразумительную мелодию. По-моему, как раз к тому времени посетители начали потихонечку расходиться.