С электричества перешли на дрова, уголь, торф. Все, что, так сказать, гореть могло. Умельцы наладили поставку продовольствия из области. Земля, она и сейчас плодоносит, и те фермерские хозяйства, что раньше функционировали, и сейчас на плаву. Разве что личной армией обросли да егозой по периметру.
Потом появились пси-бойцы. Ну, ты о них знаешь. Каждый по-разному на сцену вышел. Кто обидчику мозги вскипятил, кто подводу с хлебом ограбил, охрану выморозил. Когда поняли, что к чему, то-то шороху началось.
— А ты? — перебил я Захара. — Ты когда понял?
— Даже не знаю. — Захар снова замолк, и на этот раз его молчание продолжалось существенно дольше. — Просто так получилось. Возвращался с рынка вечером. Работы тогда получилось много, но и заплатили прилично. Три банки тушенки и хлеба кирпич, неделю жить можно как король. Поделился, знамо, со смотрящим, ну и навострил лыжи до квартиры, а на самых подступах меня какие-то залетные и накрыли. Сам не успел опомниться, как вокруг ледяные статуи с расколотыми черепами, а внутри ощущение… ну даже не знаю. Будто все можешь. Испугался сначала, но потом сообразил и сделал ноги. Три дня после отлеживался, в себя приходил, а заодно вспоминал, что произошло. Так вот и покатилось. Сначала осечек много было. Силы до пупа, а дозировать ее не получается. Раз попробовал — час без сознания. Дров, в общем, наломал. Но, как говорится, навострился. Потом был период безудержного веселья. Не поверишь, ударился в разбой. Приоделся хорошо, вискаря себе элитного набрал, хамона. Творил беспредел и разруху, но потом пришли люди и объяснили, что к нему.
Осторожно оттянув воротник куртки, Захар обнажил уродливый шрам от ожога, от вида которого меня передернуло.
— Противно? — хмыкнул он. — У меня таких много. Сам порой поражаюсь, как жив остался.
— Тоже пси-бойцы приходили? — осторожно поинтересовался я. — Вроде нового порядка?
— Шутишь? — хохотнул седой. — Нет, конечно. Шавки просто, подручные. Комендант прислал. Представляешь, объявился в городе некий ферзь из наших, но с удивительной способностью возвращать все сторицей. Сколотил группу из таких же отмороженных и планомерно, один за другим, искоренил всех авторитетных паханов, а с ними и их бригады. Кого пожег живьем, кому внутренности выморозил, а кому в назидание мозги высушил и по городу отправил гулять. Человек был явно староформатный, военный. Люди говорили, что мочил он уголовников весьма грамотно, в лоб не атакуя и на огневой контакт не выходя, да так ловко, что со стороны нападавших ни одной жертвы.
Вот меня к нему и притащили тогда, пожженного да в болевом шоке. Прозвище у него было замечательное, Ханой. Ввиду сентиментальных чувств назвал он себя так, в честь прошлых заслуг. Был он свое время военным консультантом по диверсионной работе в одной восточной стране.
— Откуда знаешь? — удивился я.
— Да много я про него знаю. — Захар плотоядно оскалился. Зубы у фриза были гладкие, ровные, отнюдь не по возрасту. Такими бы да в глотку недругу, и грызть, рвать, чтоб кровь и ошметки мяса во все стороны… я поспешно отогнал от себя это наваждение, а седой, не заметив моего замешательства, продолжал свою скорбную исповедь.
— …сосед это мой оказался. Ты не поверишь. Я даже не помню, как звать-то его. Пару раз во дворе около гаражей пересекались, пиво с другими мужиками пили, судачили о разном. Знаю о нем одно. Мелочен, злопамятен, ленив. У такого снега зимой не допросишься. В общем, разошлись мы с ним кое-как. Предложил работать на себя, как очухаюсь, на кабальных условиях. Тактика у него была такая, зажать в угол и предложить единственный, по его мнению, выход.
— А ты?
— Отказался. Что я, шавка подзаборная, ишачить за здорово живешь, да питаться объедками с барского стола? Годы руками работал, знал за что, а тут дело другое.
— И что же? — улыбнулся я, поплотнее закутываясь бушлат. Заметно стемнело, да и ужин давно был готов. — Характерами не сошлись?
— Ну почти. — Захар бросил окурок на землю и с видом мстительного корсиканца втер его каблуком в землю. — Ханой беспредельщик и садист. Власти много, дорвался-таки. Всю жизнь мечтал повелевать, и тут такой шанс представился. Вроде и рулил Ханой в какой-то конторе, но там были рамки. Тут же ограничения отсутствовали.
— А что потом?
— Пришлось уходить из города, — просто пояснил седой, пожимая плечами. — На нем свет клином не сошелся. Сначала Ханой чувствовал себя безнаказанным, но потом отщепенцы, пси-бойцы, не пожелавшие плясать под его дудку, стали сбиваться в отряды и начали представлять силу, с которой приходится считаться.