Так вот, если бы Лениным был я (при прочих ленинских качествах), только из-за рассеянности моей и безалаберности мог бы Ленин перепутать адрес.
Без бороды я бы чувствовал себя неуверенно, особенно — в парике. А он был как рыба в воде — в парике и без бороды, но только не будучи мной.
Неизвестно, как он добирался до Карповки от Сердобольской улицы, где жил на конспиративной квартире, о которой даже члены ЦК ничего не знали. Взял извозчика? Шел пешком? По какой стороне — четной, нечетной? Что предписывают правила конспирации в этом случае? Боюсь, я бы поступил на его месте неправильно. Меня бы и в другой день могли повязать в любую мою (его) отлучку с конспиративной квартиры (а он отлучался много раз — и ничего, не попался).
А был бы мною, хотя бы чуть-чуть, и попался бы обязательно. Уж я себя знаю. На меня и в метро иногда люди косятся. При том что парик не ношу.
И не было бы тогда социалистической революции.
После 10 октября то, что случилось, уже не могло не случиться. И решения расширенного заседания ЦК 16 октября на Болотной улице были уже предопределены тем, что решилось на Карповке. И все предопределено было — весь тектонический сдвиг мировой истории. Там уже и Троцкий справлялся с технической стороной восстания. И другие заговорщики были на высоте революционного момента. Покидая конспиративную квартиру на Сердобольской в исторический вечер 24 октября, Ленин мог и не торопиться в Смольный. Центральный телеграф был взят еще до того, как он перевязал себе щеку платком и отправился в штаб революции на левый берег Невы. И без него бы вошла в Неву «Аврора», и без него бы овладели Зимним.
А вот на заседания 10 октября он не мог не явиться.
Надо было убедить сомневающихся и переубедить тех, кто против.
Тут еще есть и личное — в моем интересе к этому месту. С некоторых пор я здесь живу. Рядом с домом, где 10 октября все они собрались, — прямо тут проживаю — в малолюдном тупичке напротив Иоанновского монастыря, где Карповка, теряя гранитную набережную, втекает в промзону, и на земляных берегах реки растут кусты и деревья. Лев Данилкин в своей книге о Ленине назвал это место «карманом истории». И вот в этом кармане мой дом.
Если бы я жил здесь в семнадцатом и был бы не Лениным, а исключительно собой, я мог бы из окна своей квартиры, случись тогда облава на карбонариев, наблюдать картину бегства Ленина и Зиновьева. Не уверен, что и остальные последовали бы их примеру, все-таки все они — Троцкий, Сталин, Дзержинский и прочие — были на положении вполне легальном, а вот Ленин и Зиновьев, улизнув через черный ход, убегали бы как раз под моими окнами. Очередной раз ставлю себя на место Ленина — с исторической резолюцией под париком, куда бы я побежал? Через улицу Милосердия к дому, где потом будет жить Валерий Чкалов, или на задворки недостроенной монастырской гостиницы, чтобы по землям, еще не принадлежащим научному объединению, добежать до ныне не существующего участка улицы Бармалеева, давшей имя знаменитому Бармалею?
Но никто не нагрянул, и рано утром они разошлись.
Случилось то, что случилось.
Ну так вот.
Я бы Лениным согласился стать, хотя бы частично, не потому что так уж сильно не хотел бы октябрьского переворота и не потому что близка мне, скажем, идея Учредительного собрания (вовсе нет), а потому — что своим человекоразмерным несовершенством (мне мнится) мог бы существенно скорректировать этот немыслимый детерминант, субъективный фактор по имени «Ленин» и, быть может, спас бы историю от его чудовищной гипертрофии.
А убеждения тут ни при чем — ни мои, ни Ленина.
Что бы ни было у меня… у него… у нас в голове, я бы просто того Ленина нейтрализовал немного, чтобы все в мире шло своим чередом? без потусторонних вмешательств. Без нас с Лениным.