Во Временное Сибирское правительство Серебренников попал совершенно случайно. Будучи в Иркутске в феврале 1918 года, когда большевики окончательно утвердили свою власть, от одного знакомого на улице он узнал, что Сибирская областная дума, насквозь эсеровская, избрала его министром в правительство еще в прошлом декабре. Но Дума так и не получила вожделенной власти, каковую подгребли под себя коммунисты, опираясь на вооруженную силу в лице разагитированных ими солдат запасных полков. Большинство «министров» новоявленной «сибирской государственности» от греха подальше предусмотрительно свалили в близкую Маньчжурию, вполне обоснованно опасаясь репрессий красных. Почти сразу после восстания чехов в мае-июне 1918 года на Серебренникова, оставшегося жить в Иркутске, и взвалили хлопотную должность министра снабжения, которую он стал исполнять добросовестно, как привык все делать в жизни.
Приехав в июле в «столичный» Омск, Иван Иннокентьевич провел там более полугода, налаживая с нуля хлопотное дело обеспечения армии и населения товарами первой необходимости, задействовав для решения этой задачи все «мощности» слабой промышленности Сибири, ища также опору у кооператоров, кустарей и ремесленников. Так что коммунистам было, за что Серебренникова ненавидеть, и даже расстрелять вместе с адмиралом Колчаком заодно, попади он им в руки.
В январе 1920 года большевики произвели очередной переворот в Иркутске, создав ВРК и отстранив эсеровский Политцентр от власти. Вот тут и начались расправы, порой бессудные. По устойчиво ходившим слухам, пришедшие в город партизаны расправились со многими деятелями, как они выражались, «колчаковщины», в числе которых оказался и генерал Красильников («прославился» подавлением ряда крестьянских восстаний), которого прикончили в больнице для тифозных.
Серебренников скрывался у знакомых, но прекрасно понимал, что рано или поздно кто-то из «доброжелателей» на него обязательно донесет чекистам. Чудом перебрался на левый берег Ангары, к железнодорожному вокзалу – линия Транссиба была объявлена послами «великих держав» нейтральной зоной. Японцы в своих эшелонах вывезли на восток немало белых, кое-кого забрали в поезда союзных миссий, но большая часть русских беженцев осела в чешских вагонах, хотя бы просто потому, что их было намного больше, чем всех остальных союзников, вместе взятых.
Именно чехи спасли его, вывезли вместе с женою, переодев в солдатскую форму и выдав документы на имя солдата Прохазки. Тянулись чередой долгие дни, поезд еле полз вокруг Байкала, потом добрался до Верхнеудинска. После двухдневной стоянки снова двинулись в путь, уже по Забайкалью и, наконец, добрались до Петровского завода.
Супруга Александра Николаевна с женами чешских офицеров и солдат отправились стирать белье в поселок, договорившись с хозяевами одного из домов об аренде бани. Иван Иннокентьевич клятвенно пообещал жене обязательно встретить и помочь донести корзину с высушенным бельем и простынями, которыми застилали матрасы на полках. Проводив «половинку», он уселся за столик хоть третьеразрядного, но в сравнении с теплушкой, весьма комфортного вагона. Ему отвели почти целый отсек – две нижние койки – верхние оказались забиты под потолок чешским добром, чему бывший министр был неимоверно рад. Ведь, по сути, их маленькой семье выделили вполне комфортное, пусть и временное, но отдельное от других жилье, вход в которое на ночь можно было завесить простыней.
- С чего начать?
Задав самому себе вопрос, Серебренников взял карандаш и пододвинул листок бумаги. Он собрался написать статейку в эшелонную газету - интервенты ехали с комфортом, и кроме пищи телесной, старались приобщиться и к «духовной». Но мысли в голову не шли, пока просто посматривал в окошко, покрытое изморозью. Здесь он бывал не раз, проезжая мимо построенного еще при Петре Великом маленького чугунолитейного завода, единственного на всю Восточную Сибирь и Приморье.