Вырваться из предательской западни смогла лишь кавалерия. Остатки своего дивизиона повел на прорыв командир молодой поляк Константин Рокоссовский – выбраться из окружения удалось немногим, может десятка два или три всадников. Начдив Лапин искренне надеялся, что кто-то из бойцов все-таки сможет опередить наступающих белых и сообщить командованию 269-го полка, что подходил к Тулуну, о случившейся здесь трагедии.
- Цфолочи! Претатели рефолюции!
Начдив крепко сжимал в ладони наган, из которого стрелял по сдававшимся в плен бойцам. Пальба совершенно прекратилась, совсем рядом стали подниматься люди, вытягивая к небу свои руки, сдаваясь в плен подступавшим все ближе к ним егерям. Лапин прицелился в ближайшего предателя, и палец был готов потянуть тугой спусковой крючок, но его рука тут же опустилась от пришедшей в голову страшной мысли. Молодой латыш лихорадочно прокрутил барабан нагана. Так и есть, осталось всего два патрона.
Да, он сможет застрелить еще одного труса и предателя, но что с ним самим будет, если второй патрон даст осечку?! Белые ославят его честное имя, скажут всем, что задешево взяли в плен командира красной дивизии! Нет, такой вечный позор его имени не нужен, и он сейчас умрет за советскую власть, также достойно, как сделали ранее погибшие товарищи.
- Та зтрацтфует мирофая рефолюция!
Прохрипев заветные слова перед смертью, молодой, совсем даже юный парень с двумя красными ромбами начдива на обшлагах потрепанной шинели, прижал ствол нагана к груди и решительно потянул спусковой крючок…
Южнее станции Куйтун
командир 3-й Иркутской стрелковой бригады
генерал-майор Ракитин
- Крепко зарвались большевики! Вот и получили по морде!
Опытный боевой офицер, прошедший войну с германцами командиром батальона в «пустых», в один просвет, капитанских погонах, Василий Александрович накрепко усвоил на гражданской войне одну избитую истину. Если дорога дается легко и нигде не стреляют, значит, ты ведешь своих солдат прямиком в засаду. Ракитин уже не вспоминал тяжелые месяцы Ледяного похода, да и зачем ворошить недавнее тяжелое прошлое. Ведь вчера он снова стал командиром родной Иркутской стрелковой бригады, с которой прошел полтора года в сплошных походах, от Верхнеудинска до Урала и обратно, да еще получив накануне приказом главнокомандующего Восточным фронтом за боевое отличие в зиминском бою вожделенный чин генерал-майора.
Молниеносный разгром 88-й бригады Грязнова в сражении у станции Куйтун был дополнен не менее успешным илийским боем с передовым полком обходящей с юга 89-й бригады «товарища» Захарова. Попав в умело организованную засаду, 265-й полк красных был фактически уничтожен, рассеявшись по окрестной тайге своей меньшей частью, обреченных на замерзание в местных буреломах «надежных бойцов» и коммунистов. Большинство красноармейцев, еще вчерашних колчаковцев, взятых в плен под Красноярском, уже привычно «перекинулось» на сторону победителя. Сегодня последовал бой с другим советским полком – этот сражался вначале достаточно упорно, но бежавшие от Куйтуна «грязновцы» внесли в ряды красных смуту, что вскоре переросла в панику. Два часа назад удалось окружить засевших в деревеньке коммунистов, пленив большинство, частью перебив сопротивляющихся приверженцев социалистического учения бородатого пророка, которое заключалось в двух словах – «экспроприируй экспроприаторов».
- Какого полка будете, «товарищ» субалтерн?
Ракитин весело посмотрел на понурого, с вселенской грустью в глазах пленного «краскома» с одним «кубарем» взводного командира на потрепанной и прожженной у бивачных походных костров серой шинели, подведенного к нему стрелками – требовалось уточнить информацию.
- 266-го советского стрелкового комиссара Малышева полка, ваше превосходительство, - незамедлительно ответил тот, встав по стойке «смирно», и показав неплохую строевую выправку, что с головою выдало в нем кадрового, нет, не офицера, таковых сразу же видно, скорее старшего унтер-офицера еще той дореволюционной императорской армии, может и фельдфебеля.